Я ошибался. Это оказалось сложнее, чем я думал. теперь, когда меня связывали с ними общие… МОИ воспоминания. Особенно с некоторыми из них. Зов крови? Хрен его знает. Но мне не хотелось видеть голову Влада или его… наших родных в руках хохочущего Курда. И это значило, что чёрта с два он их получит.
Да, мы считывали воспоминания тех, кого ловили. Не мелких сошек, трусливо пытавшихся спастись бегством из Асфентуса, когда в него вошли нейтралы. А тех, кто мог иметь доступ в убежище Рино. Видит Бог, Смерть умел прятаться, и карателям до сих пор не удалось отыскать местонахождение его и Воронова с семьёй.
За дверью послышались шаги и тихое бессвязное бормотание, и уже через мгновение раздался стук.
— Входи.
Разворачиваясь спиной и убирая со стола нарисованные со слов пленных карты с отмеченными убежищами вампиров.
Поморщился от чувства дикого страха, ворвавшегося порывом ветра в ком нету. Дикий страх и вонь намытого тела, смешанная с запахом смерти. Вампир явно подыхал от голода. Повернулся лицом к информатору, едва стоявшему на ногах. Он еле заметно покачивался, появилось ощущение, что, если на придержать его за локоть, он рухнет прямо на пол. Но Лизард, невозмутимо возвышавшийся за его спиной, даже на думал притрагиваться к вампиру. Дождался, когда я взмахнул рукой, позволяя заговорить и произнёс:
— Миру Протеску. Клан Гиены. Сто пятьдесят четыре года. Профессия — водитель. Служит в доме Рино Мокану.
Вампир нервно оглядывался по сторонам, удивленно рассматривая помещение, в которое его привели. На знаю, что он ожидал увидеть. Возможно, нечто, типа кабинета с роскошным интерьером, тяжёлыми портьерами, столом из дорого красного дерева, если таковые вообще в Асфентусе имелись. Но явно не местами обшарпанные стены подвала без окон и с протекающими в нескольких местах трубами. Впрочем, эта черта свойственна нам, кто стоит у самого подножия гона — думать о том, что сила тех, кто оседлал вершину этой гона в виде, который открывается им сверху, забывая о том, что их сила в оставленных позади километрах. Настоящая мощь не в том, чтобы смотреть с высоты своего положения на россыпь мелких точек, мечущихся в нерешительности далеко внизу, а в том, чтобы видеть дорогу, которую проделал ты сам. Вот от чего захватывает дух, вот ради чего хочется подняться ещё выше. Оставляя позади на жалкие точки, а самого себя секунду, минуту, день назад.
Но этот мужчина мог видеть только то, что желал показать ему я. Дрожащий от суеверного страха и, наверняка, уже наслышанный о тех зверствах, который совершали мои ребята на пути в Асфентус и непосредственно здесь, он шарил глазами по всему помещению, не решаясь посмотреть на моё лицо.
