Девушка откинула назад пышные локоны и положила руки на стол. Она стала водить пальцем по узору скатерти и стала тихо говорить о том, что с нею было. В течение этой ночи она уже три раза рассказывала все, и если бы им дать десять тысяч ночей, они каждую ночь сидели бы и говорили об этом же самом.
— Мы вышли из дому рано утром, чтобы найти какое- нибудь поле, где можно было бы зарыть убитых нами. Все трое были саксонцы, в синих мундирах с желтыми галунами. Умирая, один из них пожелал, чтобы я вместо детей рожала ужей. Ножи мы спрятали очень далеко, и все следы преступления скрыты.
— Эльза, дочь моя, — сказал пастор, вздыхая, — убивая, ты не думала о нас?
— Не думала, — отвечала она. — На обратном пути мы встретили людей, которые спросили нас, не знаем ли мы что- нибудь об убийстве трех часовых возле здания Центральной тюрьмы? Мы сказали — нет, нет, не знаем! Ветер гудел нам в уши, мосты дрожали под нашими ногами. Когда же пришли в город, был уже найден ложно обвиненный преступник. Друзья мои радовались и спешили уезжать из города, где оставаться было опасно. Они укладывали свои чемоданы, ели сыр и смотрели на часы, боясь опоздать к поезду. Тот, кого мы освободили, убив саксонцев, — целовал мои руки и шею и повторял, как бы в забытьи: «Я всегда знал, что ты всюду пойдешь за мною. Ты бросила для меня отца и мать. Не побоялась стать убийцей». И он подмигивал на меня товарищам: «Умеет любить»! Я стягивала ремнями его мешки и не находила слов.
— Они уехали, — сказал пастор, — вниз по Рейну. А ты осталась.
— В десять часов ты была уже одна, — заметила мать.
— Я стала прибирать комнату и не находила места от запаха крови, который был возле меня. Потом я поцеловала крест и легла спать.
— Христос был недалеко от тебя, — заметил пастор.
— Я разучилась понимать Его.
— Ты поймешь Его, — с верой сказала мать.
На щеках у Эльзы горели два красных пятна, а глаза были сухи и смотрели в одну точку.
— Аминь, — сказал пастор.
— Аминь, — сказала Эльза.
Но разойтись они не могли, и рассвет застал их сидящими за столом, и бледное утреннее солнце с отчаянием поцеловало красные щеки Эльзы.
Но это не все.
Невинно казненный воскрес и, отыскав свою прежнюю одежду, желал увидеть Эльзу. Он хотел сказать ей одно слово, и отыскивал ее годы, неутомимо.
Однажды ночью он подошел к дому пастора и увидел в освещенные окна, что Эльза сидит за столом и водит пальцем по узору скатерти, а родители ее в молчании смотрят на нее.
