Большинство самоуверенно смеялось над женщинами и кричало:
— Солнце не успеет погасить лучи за далью моря, как вы вернетесь в свои дома!..
— Никогда!.. — отвечала Кассандра, славившаяся своей способностью к ясновидению, одна из женщин, которая по желанию мужа была бесплодна и от этого болела. — Скорее звезды в небе погаснут, чем мы примем на себя снова добровольное рабство!..
На последнем корабле отплывала Мессалина и ее подруги. Мужчины уже были раздражены упрямством женщин и гневно шумели на берегу:
— Вернуть их!.. — раздавались крики.
— Задержать силой!..
— Чего с ними церемониться?.. — гудел, бегая по берегу, высокий черный человек с огромным носом. — Ведь это же женщины из домов, назначение которых доставлять нам удовольствие!.. И чего только смотрят блюстители порядка?..
— Твари!..
— Стрелять в них!..
И несколько выстрелов раздалось вслед им с берега.
Только Гойя, прижавшись незаметно к канатам, сложенным на берегу, тихо простонал:
— Прощай, Мессалина!.. Моя единственная, — прощай!..
И он горько заплакал.
И все время, пока не скрылся корабль, он устремлял к нему свои печальные затуманенные глаза.
Неподвижная черная точка у канатов — вот последнее, что сохранила в памяти Мессалина, отплывая с земли…
Женщины поселились на далеком необитаемом острове и стали выбирать королеву.
Королевой, по их мнению, должна была стать женщина, испытавшая больше всех страданий на земле. Такой оказалась Мессалина.
С первых же дней она показала ясность своего ума и твердость души.
Когда некоторые из женщин тщеславно вынули драгоценности и наряды, Мессалина стала подобна темной сверкающей туче и сказала:
— Сестры!.. Пусть ничто не напоминает вам о той земле, где ради украшений пролито столько слез и совершено столько преступлений, и где эти жалкие сверкающие побрякушки повергали вас в рабство…
И по ее совету драгоценности были зарыты в землю. А женщины сшили себе простые свободные хитоны, на ноги надели сандалии, а головы украсили венками из мирт.
Мессалина была самая необыкновенная из всех покинувших землю. Она выросла в священной долине, где днем смеялось в глади заливов солнце, а по вечерам молитвенно и тихо шептались старые дубы. По каменным иссеченным уступам сходила Мессалина к воде, распускала золотистые волосы и радостно по-детски смеялась солнцу и слагала гимны дубам. Не знала душа ее ни ужаса, ни скорби, — и за это жители прозвали ее «Смеющейся девушкой долин». Когда же душа Мессалины созрела для любви, — пришел незнакомец с черными факелами вместо глаз и бросил в ее душу огонь страданий. Мессалина познала муки и радости рождения ребенка и скорбь после его смерти. Родные отвергли ее. И она понесла свое печальное материнство в холодный и чуждый город, где уже не было ни солнца, ни дубов, и только ночь зажигала для нее огни в доме, куда приходили мужчины повеселиться.
