Из глубины глубин | страница 82

Femina, altum sapere noli[19].

Передавая ей книгу, я предложил перевести этот текст, столь мудрый, но столь запоздалый в наш век эмансипации.

Нолли снисходительно улыбнулась и ничего не ответила.

1929

Ч. Д. Гибсон. «Неудивительно, что морской змей часто посещает наш берег» (открытка, 1900).

Ознакомившись с помещенным в 21–22 номере вашего журнала очерком о морском змее[20], я счел своевременным передать вам имеющиеся в моем распоряжении материалы по этому вопросу.

О морском змее я говорил, конечно, со старым моряком. Он был с рыжей бородой и прокуренной трубкой, — словом, такой, какой полагается для роли рассказчика морских историй.

Приведенные им научные мотивировки выглядели вполне убедительно. Как полагается, он окутался табачным дымом и сказал:

— Морской змей? Знаю. Сам видел. — Подумав, добавил: — До завтрака. — «До завтрака» на его языке означало: в бесспорно трезвом состоянии.

— Стояли мы у одного из островков севернее Борнео в хорошей бухточке.

Ему очень не хочется выглядеть выдумщиком. Поэтому он напирает на точность и подробность описания. Говорит чрезвычайно осторожно.

— Бухта почти круглая, с узким входом. В двадцати-тридцати шагах от берега — сплошной лес. Понятно?

Я соглашаюсь, что понятно, и он продолжает:

— Мы стоим на берегу прямо против входа в бухту. Нас — пять человек различного возраста, но отнюдь не склонных к галлюцинациям, и вот что мы видим: из-за деревьев левого берега в море появляется предмет вроде телеграфного столба, наклоненного под углом в сорок пять градусов. На конце он снабжен не то набалдашником, не то треугольной головкой. Он быстро движется вправо и через полторы-две минуты исчезает за лесом противоположной косы. Вот все… Понятно?

Этот вопрос звучит почти вызывающе.

— Совершено понятно! — успокаиваю я. — Вполне отчетливо, но слишком схематично. Давай подробности. Какого он был цвета? Какой величины?

— Подробностей у него не было. Он был совсем гладким. Цвет тускло-серый, а насчет размеров утверждать ничего не буду. Расстояние до него было неизвестно и мы могли только гадать. Гадали, конечно, по-разному. Молодые настаивали на двухстах футах, я больше чем на восемьдесят не соглашался… Впрочем, много о нем не говорили. Не хотелось.

— Еще бы хотелось, — соглашаюсь я. — Перетрусили?

Он пожимает плечами и нарочито медленно раскуривает трубку.

— Ты не понимаешь. Он даже в наклонном положении был выше береговых пальм. Молча появился и молча исчез. Конечно, страшно… Это все. Врать не собираюсь… Впрочем, расскажу еще. — И, поискав с чего начать, говорит: — Я был в Стокгольме, знаешь?