— В вашей каюте?! — зачем-то переспросила незваная гостья.
Говорила она по-французски правильно, но с каким-то акцентом, который был ему незнаком.
И продолжила уже по-русски, ввергнув его в полное изумление.
— Я просто услышала русскую речь и решила... Я вообще думала, что на корабле из русских я одна. Вы ведь русский? А, впрочем, не важно... — казалась, она вздрагивает, как в лихорадке, от пережитого волнения.
— Как вы попали...
— Мое платье похоже на униформу горничных этого левиафана... Я увидела в порту двух девушек и решила попытать счастья... Прошла, повезло...
Вообще-то Юрий спрашивал о том, как она оказалась в его каюте.
И та, видимо, догадалась.
— Дверь была не заперта... Извините...
Видать, забыл закрыть дверь, когда выходил. Он и в самом деле не мог вспомнить, запер каюту или нет, уходя с Лайтоллером.
— Ой, простите, как вас зовут? — встрепенулась незнакомка.
— Ростовцев Юрий Викторович. То есть, для вас сударыня — Юрий...
— Елена. А по паспорту госпожа Кнорринг... Так зовут... звали моего мужа...
— Он немец? — зачем-то спросил стряпчий, машинально проглотив "был".
— Подданный бельгийского короля, хотя какая теперь разница... Его даже не отпели, как самоубийцу...
— Сколько вам лет, Юрий Викторович? — вдруг спросила дама, пока он переваривал это известие.
— Тридцать три ... э... — Юрий не мог преодолеть растерянность. — А вам?
Тут Ростовцев спохватился, что задал бестактный вопрос. Но гостья, казалось, не обратила на это внимания.
— Двадцать... три... почти... Вы не простой человек, господин Ростовцев, раз плывете в первом классе на таком корабле? — продолжила она.
— Это не совсем так. Я обычный судейский крючок, даже без диплома. Не закончил, знаете ли, по обстоятельствам, — добавил он, словно извиняясь.
— Ах, вот как!
Повисла пауза.
— Простите, я сейчас запру дверь, — пробормотал он.
Еще не хватало, чтобы сюда сейчас сунулся Макартур или Жадовский.
— Да, конечно... — шепотом молвила гостья.
А потом принялась тихо, сбивчиво рассказывать...
Была она единственным поздним ребенком в небогатой семье обрусевших московских немцев. Отец Елены, гимназический учитель-латинист, жил вдовцом — матушку ее унесла чахотка, когда Елене было шесть лет. А в двенадцать она осталась без отца — того хватил удар прямо на уроке. Воспитывала ее двоюродная сестра отца, старая дева-курсистка. Затем жизнь, казалось, повернулась к ней лицом. Когда ей исполнилось восемнадцать, на благотворительном балу она познакомилась с молодым бельгийским коммерсантом Мишелем Кноррингом. Тот возил в Россию шоколад и какао из Конго. Сыграли свадьбу. Больше всего радовалась даже не Елена, хоть и со всем восторгом юной души влюбившаяся в элегантного иностранца, а тетка, чье здоровье к тому времени пошатнулось, и она хотела увидеть будущее единственного родного человека обеспеченным.
