Ее дыхание участилось, когда он увеличил темп толчков. Ее спина оторвалась от стола в оргазме, пронизывающим тело. Клитор пульсировал, а сокровенные мышцы сжимались, словно кулак. Их пульсация отдавалась диким содроганием в животе, спине и бедрах...
Элеонор села на стол в полном одиночестве, ее голова болела от ослепляющей интенсивности фантазии и оргазма, который она сама себе подарила. Она подняла одежду с пола и быстро оделась. Она провела ладонью по столу. И ощутила несколько капель жидкости, ее собственной, которые упали сюда. Краем рубашки она стерла их и помолилась, чтобы Сорен не заметил ничего странного, когда в следующий раз будет садиться за стол. Она не могла поверить в то, что сделала на его столе. Что если бы ему что-то понадобилось в кабинете, и он обнаружил, что дверь заперта? Услышал бы он ее дыхание через дверь, услышал, как она кончает, представляя, как он забирает ее девственность на столе, в то время как за ними наблюдают Бог и Папа Иоанн Павел II с портрета на стене?
Элеонор обулась и выскользнула в коридор, осторожно закрывая за собой дверь.
И тогда услышала это.
Игру на рояле.
Оказалось, она была не одна в церкви.
Элеонор знала, что ей следовало уходить, направиться прямиком домой и притвориться, что ничего не произошло. Но музыка звала ее, словно песнь сирены и неумолимо притягивала к себе. Она исходила из святилища. Ноты проскальзывали под дверь и распространялись по холлу, обвивая вокруг нее пальцы и затягивая. Она прошла через двери в святилище и последовала к источнику музыки.
Сорен сидел у пианино, справа, где он и дьяконы переодевались в свои облачения.
Она остановилась в футе от него и наблюдала за его игрой. Нет, не так. Он не играл на пианино. Он поработил его. Его пальцы двигались с поразительной скоростью и ловкостью по клавишам. Сейчас он казался чистой концентрацией. Знал ли он, что она стояла там, слушала, наблюдала, и хотела его? Она не узнала произведение, но хотела бы. Она хотела знать, что он играл, и почему играл так интенсивно, будто умрет, если остановится.
Прошли минуты. Может быть, час. Она так и не устала наблюдать за ним. Музыка пригвоздила ее к полу, так же как и его рука прижимала ее к столу в фантазии. Она не сможет пошевелиться, даже если попытается. Но она и не пыталась.
Наконец, отрывок закончился, и Сорен убрал руки с клавиш. Он держал голову опущенной, словно молился. Он не смотрел на нее.
- Элеонор, сейчас я не могу разговаривать с тобой, - сказал он.
