- О мой Бог... - прошептала она, но не знала адресовалось ли это Богу на Небесах или Богу перед ней.
Элеонора перекрестилась, когда перекрестилась вся церковь. Она продолжала стоять, пока остальные стояли.
- Во имя Отца, и Сына и Святого духа, - проговорил новый священник, и вместе с прихожанами Элли ответила.
- Аминь.
Его голос, богатый и звучный, эхом отдавался от стен церкви. Его слова обволакивали ее словно золотым шнуром и притягивали к нему. Святилище светлело с каждым его произнесенным словом, словно само солнце приблизилось, чтобы его послушать. Однажды зимой она видела мужчину на углу улицы, играющего на старой виолончели. Виолончель в зимнюю ночь посреди замерзшего города - так звучал его голос.
Она села, когда приход сел, и даже сидя ее сердце возвышалось.
Женщина читала Ветхий завет.
Мужчина читал Новый завет.
Священник читал Евангелие.
Она не услышала ни единого слова. Она слышала только музыку. Даже когда начались и окончились гимны, она все еще слышала музыку.
Она опустилась на колени, когда прихожане опустилась на колени, и помолилась, когда прихожане помолились. И когда пришло время вставать для Эвхаристии, она снова встала.
На ногах, которых больше не чувствовала, девушка неуклонно шла к алтарю. Хотя она и шла по собственному желанию, все же чувствовала напряжение. Этот золотой шнур сам собой обернулся вокруг ее сердца, и она была готова идти куда угодно за ним. Он вел ее к нему.
С каждым шагом она приближалась к нему, шнур затягивался, и все же, чем сильнее он стягивал, тем больше радости она испытывала.
В ее голове промелькнули картинки. Взмах белых крыльев. Горящая стрела. Витражи под ногами. Его руки на ее лице. Его губы на ее губах. Его рот на ее груди. Его кожа на ее коже. Его тело внутри ее тела. Его сердце в ее сердце и в его руках...
От дьякона она взяла облатку, произнесла «Аминь» и целиком ее проглотила.
От священника она приняла чашу с вином. Поднесла чашу к губам, и рукав ее рубашки сполз, обнажая ее руку и два следа от ожога на запястье. Она посмотрела ему в глаза и увидела некую вспышку в них, что-то, что не смогла описать словами. Как будто он узнал ее, как будто он где-то видел ее прежде и сейчас пытался вспомнить где. Она знала, что никогда не видела его. А если и видела, то никогда бы не забыла.
Золотой шнур затянулся еще сильнее.
- Кровь Христа, - прошептал он мягче, чем говорил другим, так тихо, что она наклонилась ближе, чтобы его расслышать.
