Горик присел, душа в пятках быстро соскучилась, выглянула наружу – в спокойной небесной лазури безмятежно парили птицы, плыли лёгкие облачка, лицо приятно обдувал лёгкий ветерок – в общем, совершенно ничего страшного не происходило. Осмелев, душа вернулась на прежние позиции и принялась канючить, что зайти в собственный дом ему никто не запрещал. Может же ему захотеться квасу испить? И просто случайно посмотреть, закрыты ли двери в горницу? Кстати, интересно, ведун когда-нибудь расстаётся с посохом или даже за столом с ним сидит? А если не сидит, то может он оставить дубину у входа в горницу, или ему нельзя?
Вполне себя убедив, Горислав встал с завалинки, потоптался, решаясь совершенно, как на крыльцо вышли мама и Остромысл. Кудесник строго заговорил. – Отрок Горислав! Матушка твоя сетует, что растёшь ты никудышным, пустым человеком, лодырем и обормотом. Тревожится за тебя и за судьбу, тебе уготованную. Я попробую помочь вам в память об отце твоём, Мечеславе, погибшем в бою, защищая жён и детей. Я могу отвести в тайное место, где родные боги увидят тебя и укажут, что предначертано. Однако ни я, ни матушка, никто на свете не может тебя принудить или отговорить. Только ты сам должен просить об этом. Итак?
Горик взглянул на маму, лицо её оставалось спокойным, одновременно добрые и строгие глаза лучились привычной ласковой тревогой, всё вроде бы как всегда. Но сам визит ведуна уже не как всегда! И слова его… её слова «лодырем и обормотом» зазвучали с новой силой – либо он пойдёт с кудесником, или останется, и… вот что будет после этого «и», Горику узнавать отчётливо не хотелось. Пусть мама ни о чём его не просила – она никого никогда не просила! Все сами старались угадывать, что бы она хотела, а тут и думать нечего. Горик кивнул, спохватился – ему же нужно просить ведуна – молвил. – Мудрый Остромысл, прошу, отведи меня в тайное место, чтобы смог я узнать своё предназначение! – и отвесил поясной поклон.
* * *
И вот он неизвестно который час телипается по лесу за ведуном, уже изрядно притомившись. Ныть, горестно вздыхать или как-то ещё вслух намекать Остромыслу, что неплохо было бы сделать привал, Горислав не решался, но вся его нескладная фигура выражала буквально предсмертную измождённость. Кудесник не снизошёл даже до комментариев, единственное, чего он добился, – колдун взял за руку. Всё чаще встречались замшелые валуны, разбитые молнией деревья, вывернутые корневища и прочие колдовские штучки – пацан отмечал возможные в туманном будущем объекты для тщательного исследования, на немедленное любопытство сил уже не оставалось. Они шли и шли, Горик машинально отмечал направление и с последней надеждой думал о том, что скоро ночь – не станут же они идти во тьме! Его уже не удивляло, что мысль о ночёвке в лесу перестала пугать, казалось, что парнишка совсем не будет против, если волки съедят его в ту же минуту.
