День в приказаниях да в присяге прошёл.
Ежечасно омовения и перевязки целебные делают теперь врачи… И ножом резали язву… И огнём прижигали, калёным железом… И острыми кислотами жгли — всё напрасно. Поздно! Первые дни, в лесах, без хорошей помощи, всё дело сгубили. Кровь уж загорелась. По всему телу пошли тёмные пятна — признаки тления заживо… Поздно.
Василий это сознает, но спокоен. На вид, по крайней мере. Делает свои распоряжения. Заставил братьев и бояр присягу сыну Ивану повторить… Княжича в покой привели. К себе его царь поднести приказал. Поднявшись с трудом, благословил его на царство крестом Мономашьим, для которого взят кусок от Древа Господня.
— Буде на тебе и детях твоих милость Божия из рода в род, святой крест да принесёт тебе на врагов одоление… И все кресты, и царства, и державы мои — тебе, сын мой и наследник, отдаю!..
Духовенство готовит посвящение во схиму умирающего государя.
У ложа его братья теперь остались, великая княгиня Елена и бояре ближние.
— Сына старшего благословил ты, государь. Благослови же Юрия! — горячо просит великая княгиня. — Челом тебе бью о том, государь!..
Небольшим уделом — Угличем и Полем, двумя городами всего, благословил малютку Василий. Не любит он Юрия.
Рыдает растроганная Елена, сдерживая вопли. Но государь словно и не слышит ничего. Молит и заклинает обоих братьев слабым, рвущимся голосом:
— Братия, храните свято присягу великую… Не зовите беды на Русь… на самих себя! Вспомните времена Шемяки окаянного… Недавно ещё бывало всё!.. По правде каждый своим володей и в чужое не вступайся… Такова правда Божия. Ежели и грешил я в том, тяжко Милосердный теперь карает меня. Его Святая воля…
— Полно, брате! Клялись ведь мы! — успокаивают его братья.
— Ин, ладно… Верю вам… А ты бы, князь Михайло Глинский, — передохнув немного, сказал он, обращаясь к брату Елениному, — ты за моего сына, великого князя Ивана, за мою княгиню — родную тебе… и за сына моего, княжича Юрия, кровь бы свою пролил?.. Тело бы своё на раздробленье дал?..
Поникнул молча головой старый Глинский.
— Слушай, жена… Перестань… — обращаясь к жене и боярам, продолжал князь. — Дело буду говорить… Успеешь наплакаться на поминках ещё… Бояр береги, слушай советов их, и они тебя оберегут. Сама своего ума не теряй, что на пользу Ване увидишь. А всё же советов проси… Город я укрепил… Наполовину дубовым от батюшки принял, белокаменным его сыну сдаю. Сама покуда, — и он потом, — мастеров вы к себе маните, крепите и украшайте город… Да и посады тож… Особливо торговый. Торговыми людьми, как и ратными, земля крепка. Эх, рано смерть идёт… Задумано-почато дело у меня… Стены там, круг посадов, как и круг города, такие ж поставити… Шигоня, ты знаешь… Митя… — обращаясь к Головину, сказал он, — у тебя столбцы все: сколько на что серебра потребно… Скажешь… А то бы никто на свете Москве не страшен был за четверной каменной стеной, за молитвами угодников Божиих… Да и звонницу мою новую, великую, что в прошлый год я закладал, довершите… на помин души моей… Колокола там есть знатные… Вон фрязинский в полтыщи пуд… Да в тыщу пуд его же… Недаром пусть наш град стольный, аки третий и непреходящий вовеки, царственный град Рим, ото всех стран, ото всех народов христианских почитается… Вырастет сын — попомните ему эти слова мои… Да, на «берег»… на «берег» царства
