— Проверяй, — кивнул я прокурору и нахмурил брови на Кожухова: — Имя, фамилия, отчество, год рождения, срок, статья, режим?
Тот забубнил, сбиваясь, растягивая гласные в оборотах, когда его заикание включалось, и он забывал знакомые буквы, подвывая иногда в самых тяжёлых случаях от бессилия перебороть досадный дефект, привычно сорвал кепку, начав бессознательно мять её в руках. При этом он с недоумением и подозрением вертел корявой круглой «макитрой», будто мухами засиженной, пытаясь разглядеть в наших стальных невыразительных глазах тайный смысл такого интереса к его невзрачной персоне. Ещё бы, такие звёзды в таком количестве и все к нему на огонёк!
Но я, мужественно дождавшись окончания его представления, хоть это и было мучительно слушать, тем же формальным тоном сообщил, чтобы не томить бедолагу:
— Гражданин Кожухов, пришёл ответ на ваше прошение о помиловании. В помиловании отказано. Приговор привести в исполнение. Дать ознакомиться?
Костя ловко выдернул нужную бумажку из папки и протянул мне.
— Не-е, — тряхнул ушами Димарик. — Не-е. Сейчас?
— Сейчас, — веско сказал я, — вам необходимо пройти дополнительное обязательное медицинское освидетельствование. Для этого с нами майор Манин. А потом вас переведут в новую камеру. Для тех, кому в помиловании официально отказано. Пройдёмте с нами.
— А! Ы-ы, м-м-м… — не нашёлся, что ещё спросить ошарашенный такой новостью Кожухов, но Мантик ухватил его легонько, но настойчиво за хлипкое плечико и дёрнул наружу:
— Топай, давай, потом все вопросы!
Лёгкий Димарик, как тряпочная марионетка вылетел из дверного проёма и ловко оказался между нами и контролёром сопровождения. Тот привычно рявкнул:
— Прямо! Руки за спину!!
И мы тронулись расширенным составом в подвал к заветной душевой.
— А по-о-звонить можно? — скороговоркой в конце предложения бормотнул Кожухов не оглядываясь, когда его немного отпустил ступор на середине пути.
— Телефон уже греется, — ехидно вякнул из-за моей спины Мантик.
— Потом, Дмитрий Валентинович, потом, — многообещающе, добрым и усталым тоном сказал я. — Помоетесь, доктор вас осмотрит, составит акт и я дам вам позвонить. Кому звонить-то будешь?
— Ма-а-ме…
— Понятно, — выдохнул я и прикрыл глаза на ходу.
Теперь, когда это несуразное животное, само того не ожидая, шло к последней черте, во мне проснулась к нему жалость. Маме он звонить собрался! Вспомнил, мать её! Не раскисать! Не давать себе думать и представлять! Отключить фантазию!! Долбаное воображение! Нет у него мамы, и не было никогда. Он, как опарыш, из говна вылез, сам собой зародился от грязи, безысходности и невыносимой отвратительности бытия. Гомункул. Суррогат человека. Тварь.
