Может, мы бы жили теперь совсем по-другому, вступи Россия в Совет Европы. Может, громкие процессы заканчивались теперь в страсбургском суде совсем с другими вердиктами. Может, исчезли бы быстрее такие уродливые явления, как внутренние войны, называемые «боевыми действиями» или та же дедовщина в армии, как более мягкий пример. Может, мы смотрели бы более смело и открыто в сторону демократичного запада, и не боялись бы выражать своё мнение свободно, не опасаясь возмездия. А может, и нет!
Меня эти вещи занимали мало. Знал я тогда твёрдо только одно. Случись это, и в России отменили бы смертную казнь. Совсем и напрочь, на века. Уж на мой бы век хватило. И не стал бы я ломать себе психику, не стал бы мучиться тоской и сплином, не погружался бы в алкогольный вихрь обманчивого облегчения. И с совестью своей был бы в мире. Так ведь нет! Не вступили и не отменили! Искать плюсы и минусы объективно — мартышкин труд для праздных простачков. Их тьма и тех, и других. Тут баланс соблюдён, как на аптекарских весах. А я эгоистичен и эгоцентричен, меня глобальные вопросы не колышат. У меня сплин. Да такой, что хоть в окно головой. Но я трус. Я в окно не прыгну. Не хочу. Я разобраться хочу. Понять. И простить. Себя простить и жить во вновь обретённой гармонии с самим собой.
Тошно мне…
— Алло! — позвал Петя. — Приём! Чего задумался? И чего такой кислый? Приуныл?
— А? — вынырнул я из размышлений. — Так. Что-то приунывал, приунывал и совсем приуныл. Нет у меня когнитивного диссонанса. То, что я вижу и то чему меня учили и как воспитывали, прекрасно ложится одно на другое. Никаких чудес и невероятных фактов. Всё в рамках. А то, что я тот, кто я есть, это уж так судьба сложилась. Не вижу себя кем-то другим. Мне было уютно и комфортно. До последнего. Сам знаешь. И вот надо ж такому случиться!
— Ну, а поп твой? Что говорит?
— Да что поп! Одно и то же талдычит: «Покайся! Покайся! Помолись, поговори с Богом!»
— А ты?
— Я верую, но не настолько фанатично, чтобы идти в храм поклоны бить…
— Гордыня в тебе говорит! — назидательно поднял палец Петя.
— Вот! И он так говорит.
— Покайся!
— Иди в жопу! Если бы это помогало, я бы покаялся. Только не то это всё. Не становится мне от этого легче. Я уже и исповедовался, и причащался. Не чувствую я божьей благодати. Не сходит на меня озарение, осознание и покой. Значит, не в том направлении копаю. Я сам себя понять не могу. Настолько это мне чуждо и отвратительно, что совершенно себя уважать перестал. И смириться не получается. И оправдать себя никак. Так и болтаюсь, как говно в проруби. Пью, забываюсь, болею и вновь выныриваю посреди этого смрадного болота бытия. И так по кругу до бесконечности…
