Матрена Филипповна положила трубку.
Что ж… Этого и нужно было ожидать.
Матрена Филипповна гордилась тем, что никогда не боялась правды. Вот и эта горькая — ох, какая горькая! — правда не испугала ее. Что ж… Этого и следовало ожидать. За воровство сел Могилин в тюрьму и сейчас шел по проторенной тропинке.
Но она-то, она-то сама какова, а? Ведь это же надо увлечься жалким, ничтожным проходимцем! Мелким воришкой! Ну, все…
Матрена Филипповна решительно встала из-за стола. Все. С этим покончено.
И тут сладчайшая радость охватила ее. Нет… Она не будет вызывать милицию. В конце концов, слишком чепуховая кража, и не нужно выносить сор из избы, но Могилину, конечно, придется уйти с фабрики. Но и это потом… А сейчас она пойдет и посмотрит на человека, который осмеливался в одних трусах бродить по комнатам, где все так, как было т о г д а. Да! Она немедленно пойдет взглянуть на этого жалкого человечишку, судьбой которого она может распорядиться по своему усмотрению.
Васька стоял со своим младшим братом возле станка, на котором работала Наташа Самогубова, и что-то объяснял.
Матрена Филипповна нахмурилась. Что же это? Разве не ее поджидал Васька в проходной? Впрочем, она тут же рассердилась на себя за то, что ощутила не досаду, разумеется, а так, что-то похожее на досаду, и нахмурилась еще сильнее.
Братья замолчали, когда Матрена Филипповна подошла к ним.
— Вот… — сказал Васька. — Вот братан пришел.
— Да? — Матрена Филипповна холодно посмотрела на Пузочеса. — Ну так и что?
— Как что? — растерялся Васька. — Договаривались же, что у нас работать будет!
— У нас? — Матрене Филипповне нравилось, как она начала разговор. Но ирония ее — увы! — недоступна была этому дебилу и его «братану», тоже, как видно, недалеко ушедшему от него, раз не сумел поступить в институт.
— Конечно, у нас! — сказал Васька. — Будет работать. Уж лучше здесь работать, чем в армию идти.
Пора было кончать этот разговор.
Матрена Филипповна — в последний раз! — посмотрела на Ваську и хотела уже строго и холодно поставить его на место, но тут же почувствовала, что сделать этого не сможет, — вязкая слабость снова, как утром, охватила ее. Матрена Филипповна смотрела на Васькино лицо и забывала о том, что ей надо говорить. Пытаясь справиться с собой, перебороть себя, резко — так, наверно, кидаются в омут — повернулась к Пузочесу.
— Стыдно! — распаляя себя, сказала она. — Стыдно, молодой человек! Чего это вы армии боитесь? Люди в войну добровольцами шли! На смерть! А вы! Вы служить ленитесь! Стыдно, молодой человек, позорно!
