В животе заурчало.
Уплетая вареники, он поинтересовался варшавцевскими новостями.
Мама подробно рассказала о Жучке (Жучка ощенилась, и некуда девать потомство) и парой слов обмолвилась о похоронах бабы Зины. Но Андрей бабу Зину не помнил. Ника Ковач улетела в Японию, танцует в шоу-балете. Прооперировали Алпеталину, классную руководительницу Андрея, удалили ей грудь. В супермаркете скидки.
— А Солидол не помер?
— Володька-то? Весной из тюрьмы вышел. Ошивается без работы. Ну как вареники?
— Как боженька лепил.
Он спросил про квартиру на Быкова. Двушка покойной бабули пустовала одиннадцать лет. Репетиционная точка «Церемонии» времен первого созыва. Его логово. И Толика.
— Что с ней станется? — пожала плечами мама, но лицо ее помрачнело. — Продавать нет смысла, копейки дадут. Из Варшавцево все сбегают, а там колонка — хлам, ремонт дороже квартиры обойдется. Я хожу раз в неделю, пыль протираю.
Мама зазвенела чайником.
Разомлевший Андрей поглаживал живот. Вареники были съедены, чай допит вприкуску с перчеными сплетнями. Он — какой-никакой журналист, мастерски уводил маму от разговоров о личном. В степь прошлого, где под ногами не тикали мины, маркированные Машиным именем. Где носился за бабочками румяный беззаботный барчук Андрейка.
Но и эти темы исчерпали себя.
Маша, Маша, Маша…
Он встал, потянулся:
— Уморился с дороги, мам. Завтра к тебе зайду. Где ключи от бабушкиной квартиры?
— Здесь ночуй! — всполошилась мама. — Я себе на диване постелю, удобно.
— Да ну, глупости. Зачем-то же есть у нас та квартира.
Мама молчала, вперив взор в пол.
— Ты чего? — удивился он.
— Не хочу, чтобы ты там ночевал. Там, наверное, крысы завелись.
— Какие крысы? — спросил он недоуменно.
— Ну или тараканы… — жалобно настаивала мама.
— Я тараканов не боюсь, я мальчик взрослый. Ты мне объяснишь, в чем дело?
И непроизвольно хохотнул, когда мама сказала:
— Я думаю, в бабушкиной квартире живет привидение.
