. Подобным образом Шницлер воздал должное Льебо, но сожалел об «изобретательных фантазиях»
(geistvollePhantasterei), доставлявших автору несомненное удовольствие. 14 октября 1895 года, когда Фрейд прочел свою прославленную статью в Докторколлегии, предложив в ней свою классификацию четырех основных видов неврозов с особым сексуальным происхождением каждого, именно Шницлер написал наиболее исчерпывающий и объективный обзор этой статьи
>224.
Между тем интерес и время Шницлера все более поглощались литературой и театром, и его практика постепенно сокращалась. Бурные любовные романы с актрисами заставляли его страдать, но обеспечивали материалами для пьес. Примерно в 1890 году он собрал группу из молодых одаренных австрийских поэтов и драматургов, назвавших себя Молодой Веной>225. Литературная слава Шницлера началась с пьесы «Анатоль», истории венского плэйбоя того времени>226. Один из эпизодов пьесы касается гипноза: Макс поздравляет Анатоля с методом, посредством которого тот гипнотизирует свою молодую любовницу, заставляя ее играть различные роли. Он предполагает, что с помощью гипноза Анатоль выяснит, верна ли она ему. Анатоль гипнотизирует Кору, которая рассказывает, что ей двадцать один год, а не девятнадцать, как она внушала ему раньше, и что она любит его. Анатоль боится задавать
-78-
ей новые вопросы и пробуждает ее. Макс делает вывод: «Одно стало мне ясно, что мы, мужчины, также лжем под гипнозом».
Одна из следующих пьес Шницлера, «Парацельс», также затрагивает вопросы гипноза>227. В шестнадцатом веке, в Базеле, Парацельс отвергается властями как шарлатан, но он притягивает внимание масс и творит чудесные исцеления. Он гипнотизирует Жюстину, жену богатого гражданина, провозглашая, что может заставить ее увидеть во сне все, что она пожелает. Затем Жюстина заявляет о поразительных откровениях. Никто не знает, насколько они правдивы. Момент, в который она пробуждается от гипноза, ничего не проясняет. Мораль пьесы - относительность и неуверенность не только в гипнозе, но и в самой душевной жизни. Парацельс настаивает на том, что, если бы человек смог увидеть свои прошедшие годы как на картине, он вряд ли смог бы узнать их, «так как память предает почти так же, как надежда»; что мы всегда разыгрываем некую роль даже в наиболее интимных делах, и что «тот, кто знает об этом, мудрый человек». «Парацельс» Шницлера, таким образом, дает совершенно другое представление о гипнозе и душевной жизни, чем результаты исследований истерии Брейера и Фрейда. Брейер и Фрейд, казалось, воспринимали откровения своих гипнотизированных субъектов как истину и строили свои теории на этой основе, в то время как Шницлер всегда подчеркивал элемент выдумки и притворства в гипнозе и истерии.
