— А Кирилл Васильевич?
— У него принцип: когда я ем…
— То глух и нем.
Зсмеялись, зашевелились, немножко озадаченные неожиданный предложением.
Славик ухмыльнулся.
— Так кто начнет, ребята? — приглашал Ярош.
— Костя! — подсказала жена Лопатина. Тот самый Костя, которым восхищалась
Ира, маленький, подвижной, смешливый, вскочил, как школьник.
— Садитесь, Костя, что вы! — запротестовала Валентина Андреевна. — Этак получится не дружеская беседа, а какой-то экзамен. Ты сам начни, Антон Кузьмич.
— Нет, я потом скажу, о чем мечтал, когда мне было столько же лет. Сравним…
— Я скажу, — отозвался Костя, усаживаясь обратно. — Я думаю обо всем… О девчатах…
— Вот это честно! — засмеялся Славик. Но его не поддержали, может быть, потому,
что Костя тут же принялся горячо объяснять:
— Женщина красит жизнь, все красивое от женщины. Еще я много думаю о космических полетах. Но знаете, самому мне почему-то не хочется туда лететь.
— Трусишь? — насмешливо перебил Славик и обрадовался, что на этот раз вызвал смех.
— Нет, не трушу, — не смутился Костя. — Просто люблю землю… Деревья и цветы. Я так полагаю, что при коммунизме все люди должны жить среди деревьев и цветов. Тогда все будут добрые, веселые…
— Правильно! Я тоже за то, чтоб все стали дачниками.
— Слава! Вылетишь из-за стола, как пробка из бутылки, — не выдержал, наконец, Ши-кович-старший.
— Молчу, как фаршированная рыба. — Славик зажал рот ладонью.
— Короче говоря, я хотел бы жить в обществе, где не будет людей злобных, несправедливых, нечестных…
— Это же христианские идеалы! — возмутился Иван Ходас. — Костя думает, что такое общество поднесут ему на блюдечке: пожалуйста, Костя, живи, сажай цветочки, расти деток… А для меня радость в борьбе. И я считаю, что коммунизм — это высшая форма борьбы.
— Против кого?
— За что?
— Против дураков, бюрократов, дармоедов… Я не говорю уже о внешних врагах, империалистах разных…
— А когда их не станет?
— Ну да!
— Я не заглядываю так далеко! И в царство всеобщих поцелуев не верю. И среди ангелов жить не желаю! Скучно. Я сам злой и, возможно, бываю несправедливым. Мал был — маму обижал. Куда ты меня такого денешь? — горячо наседал Ходас на Костю.
— Разошелся! — укорила его Вера, жена Лопатина.
Иван осекся, повернулся к хозяевам: как они на это? Ярош ободряюще кивнул головой. Шикович сказал:
— Я согласен, Иван. Коммунизм построят не святые, а мы с вами, каждый со своим характером, часто весьма противоречивым и сложным. Однако бесспорно и то, что мы должны стать лучше, чем есть. Избавиться от пережитков… Как этого добиться скорее? Что по-вашему имеет первостепенное значение в воспитании чувств, коммунистической культуры?
