Я остановился шагах в трех от стола в почтительной позе. Мысленно приказал: «Не выдать… Ни одним движением не выдать себя!» Хотя и медлить нельзя было: мог зайти кто-нибудь из полицаев.
«Так, говоришь, хочешь перейти в полицию? Почему? Пожарная — та же полиция. Нам нужны и там преданные люди».
«Хочу отомстить за родителей, пан начальник».
Кузьма Клещ — сын раскулаченных, в полиции была моя анкета.
Лучинский криво улыбнулся. «Мы никому не мстим. Мы строим новую Беларусь».
При этих словах он отодвинул нагайку, лежавшую на столе справа.
Я намеревался застрелить его в упор, а потому смотрел только на узкое лицо, на лоб. Я готовился, выбирал момент. И вдруг — нагайка… Та, которой он ударил Павла. Этой мелочи было довольно, чтоб молниеносно изменился план. Я подскочил к столу. Бросил вперед всю тяжесть своего тела. Чтоб он не успел нажать кнопку, ударил кулаком в переносицу. Ударил так, что у меня было потом воспаление надкостницы пальца. Удар отбросил его к стене, и он сильно стукнулся об нее затылком. Я схватил нагайку, накинул кожаную плетенку ему на шею и что есть силы рванул за концы — за толстый, отполированный, с ремешком, и тонкий, с колючей проволочной кисточкой. Хрустнули шейные позвонки… Я придвинул кресло к стене, чтоб тело не упало и не наделало гро-. хота. Почувствовал омерзение: никогда еще не приходилось мне выполнять приговор таким способом. Но сознание, что отплатил за смерть товарищей в день их казни, придало новые силы. Нет, теперь мне не хотелось умирать! Я подскочил к двери: не идет ли кто? В приемной приглушенно стучала машинка. Тихо. Вернулся к столу и на каком-то немецком циркуляре размашисто написал:
«Это первый акт мести за повешенных. Дрожите, палачи! Смерть предателям!»
Выйдя, затворил за собой дверь так же тихо и осторожно, как прежде, когда входил в кабинет. Мура улыбнулась.
«Договорился?»
«Ага».
«К нам или на участок?»
«К вам. До завтра».
«До завтра», — попрощалась довольная Мура.
Но в длинном и пустом коридоре явилось неудержимое желание побежать. Я едва овладел собой. Дошел до лестницы, вцепился рукой в перила и заставил себя сойти со второго этажа не торопясь. Часовой тоже спросил:
«Взял?»
«Да».
«С тебя причитается. Пока что сигарета».
Я пощупал пистолет и гранату. Сигарет не было.
«Отдал Муре», — вспомнил, что она курила.
«Ого, ты времени не теряешь, — заржал часовой. — Но завтра с пустыми руками не приходи, у нас свои законы». «Знаю».
А сам ловил каждый звук — нет ли тревоги.
