- Как же так, как же так? - испуганно повторял Генка. - Ты же знаешь… Съесть сразу двести пятьдесят граммов!
По немытому лицу Тимки текли слезы. Медленно, останавливаясь после каждых двух-трех слов, он заговорил:
- Проснулся вчера ночью… Метроном стучит часто. .. Опять бомбежка… стервятники гудят… бьют зе^ нитки… Потом бомбы завыли… рвутся где-то… Сначала далеко рвались… А потом ближе… ближе… Дом наш, как мячик, подскакивал…
- Знаю. Я в эту ночь на крыше дежурил.
- Дома никого нет… Мать в госпитале… у отца дежурит. Совсем рядом бомба разорвалась… Я подумал. .. сейчас в наш дом прямое попадание…
- Что ты мне про бомбы! Скажи, почему весь хлеб съел, балда?!
- Я же говорю… Думал, сейчас меня убьет… Меня убьет, а хлеб мой останется… А я умру голодный… А хлеб останется. И тогда я все съел… Весь кусок… Чтобы не умереть голодным.
Генка слушал друга и готов был заплакать сам. Как часто во время страшных ночных бомбежек он думал о том же: «Надо съесть весь хлеб, пока меня не убили…»
Он подошел к «буржуйке», снял жестяную кружку и подал Тимке.
- Ладно! Вставай-ка, барабанщик! Выпей - и пошли! После котлеты козлом запрыгаешь!
Тимка плотно обхватил ладонями кружку с кипятком. Кружка грела пальцы, которым было холодно даже в шерстяных перчатках. Медленно, растягивая удовольствие, он пил маленькими глоточками кипяток. Допив до конца, Тимка поднялся с дивана.
- Пойдем! - сказал он решительно. - Сейчас надену сумку - и пойдем…
Он потянулся к вешалке, где висел противогаз, и вдруг вцепился в спинку дивана.
- Голова кружится…
- Пройдет, - сказал жестко Генка. - Будешь копаться - нам ничего не останется.
- Сейчас… я сейчас… - Тимка снова потянулся к вешалке и, снова пошатнувшись, упал на диван.
- Не могу… Не могу… Я умру сегодня…
- Глупости! - крикнул Генка.- Если все умрут, кто будет защищать Ленинград? Вставай, вставай!
- Не могу… Возьми мой талон… принесешь… мне… Только ты скорее.
Он протягивал Генке талон и смотрел на него умоляющими глазами.
- Принесешь, да? Тогда я не умру… не умру…
- Ясно, не умрешь! Все принесу! И котлету, и гарнир, и хлеб, и конфету!
- Спасибо… Возьми в моем противогазе банку… из-под кофе… В нее много входит…
Генка положил в свою сумку высокую банку, подошел к печурке, сунул в нее остатки бумажных жгутов, подбросил плашек и, подняв воротник пальто, вышел из комнаты.
* * *
Путь от Пушкинской до Дворца пионеров занимал недавно у Генки не более восьми минут. По часам. Однажды, на спор с Тимкой, он прошел его за пять минут. Тимка проиграл ему тогда марку герцогства Люксембург. Теперь дорога казалась ему бесконечной.
