Внизу царила тьма, лишь в гостиной горела одна лампа. Девушка замерла на пороге, увидев Рафаэля, устроившегося в кресле, – длинные ноги вытянуты перед ним, рубашка расстегнута, волосы спутаны, а в руке бокал виски.
– Это же Шостакович, – тихо произнесла Аллегра, и Рафаэль поднял на нее красные глаза. Похоже, он был немного подогрет алкоголем.
– Третья часть сонаты для виолончели, – отозвался он. – Напоминает мне о тебе.
– Зачем тебе вспоминать обо мне, когда я здесь? – тихо спросила она.
– Правда?
Вопрос повис в молчании. Рафаэль, оглядев Аллегру с головы до ног, сделал глоток из бокала.
– Это из-за того разговора?
– Что ты имеешь в виду под словом «это»?
– То, что ты сидишь, слушаешь печальную музыку и пьешь виски.
Рафаэль отвел глаза.
– Не мог заснуть.
– Я тоже. – Аллегра помедлила, но решила открыться, как бы тяжело ни было признавать правду. – Дело в том, что я считаю, что ты прав. По крайней мере, отчасти. Я хочу верить в то, что отец любил меня, потому что другой вариант… – Она замолчала, чувствуя, как бьется сердце. Отчего подобные признания всегда тяжело делать? – Иначе выходит, что я верю напрасно. А это, может быть, означает, что меня нельзя полюбить.
Рафаэль поднял голову:
– Это не так, Аллегра.
– Но даже отец не любил меня. – Голос девушки задрожал. – Родители любят своих детей, иначе не бывает.
– Может, дело вовсе не в тебе, а в нем. Может, он был не способен на любовь.
– Ты и в самом деле считаешь его чудовищем, – медленно сказала Аллегра и, когда Рафаэль не ответил, посмотрела на него, пытаясь прочесть решительное выражение его лица. – Я не хочу, чтобы это помешало нам, Рафаэль. Что бы там ни случилось на самом деле… это все в прошлом. Давай о нем забудем.
– Но ведь ты сама меня спросила.
– Да. – Аллегра быстро втянула в себя воздух. – А что, есть еще что-то? Что мне бы следовало знать.
Последовало молчание.
– Нет, – наконец ответил Рафаэль. – Больше ничего.
Наверное, можно расслабиться, но Аллегра не могла. Она чувствовала, что от нее что-то скрывают, угадывала это по чертам лица своего собеседника, по тому, как напряжены были его плечи. Он был огорчен, а она не могла его утешить, как бы ей этого ни хотелось.
– Наш сын толкается, – произнесла она и прижала к животу руки, рассмеявшись. – Он точно борец – в эту самую минуту он пинает мою ладонь. Хочешь потрогать?
– Да, – уверенно произнес Рафаэль, ставя пустой бокал на стол и поднимаясь с кресла.
Он встал перед ней на колени. Блики света запутались в его каштановых волосах, и, ощутив его близость, Аллегра затаила дыхание. Ей хотелось потянуться к нему, утешить его… и она провела пальцами по его волосам. Рафаэль медленно положил руки на ее живот, и тепло его ладоней, ощущаемое сквозь тонкий шелк сорочки, окутало ее.
