Внук зеленой молнии. Тайны старого колчана | страница 4
Капитан, зевая, посматривал вверх, думая о чем-то своем, и в такт словам боцмана машинально кивал головой. Боцман же сердитым голосом говорил матросам:
— Ах вы несчастные тюлени! Вам бы не работать, а только на солнышке греть свои бока. Как только у вас хватает совести показывать такую срамную палубу людям и даже капитану?!
Хотя самому боцману и нравилось, как была надраена палуба, но хвалить матросов при капитане он не хотел, тем более что тот в такт его словам кивал головой. А поэтому боцман продолжал:
— Дворники и то улицы содержат лучше, нежели вы палубу своего корабля. Если неверно я говорю, пусть сейчас явится мать матросской справедливости или хоть сын ее и вместо языка мне подвесит эту поганую швабру[2].
И, чтобы еще больше показать свое усердие к службе, боцман с пренебрежением плюнул на палубу. Только он успел это сделать, как вдруг перед ним вырос здоровенный детина с матросским ножом и шваброй за поясом. Боцман от неожиданности даже отпрянул назад.
— Мать моя несчастная! Это еще что за чудо-матрос появился у нас? — пробормотал боцман.
А появившийся неторопливо откинул русый чуб назад и спокойно сказал:
— Я Ваня Морской, сын матросской справедливости. Пришел выполнить то, о чем меня только что просили.
И, больше не говоря ни слова, взял он швабру и ширнул боцману в рот.
Боцман хотел на него накинуться с бранью, но вместо языка у него теперь болталась швабра. Шлепает он ею по губам, а выговорить ни слова не может. Ваня же Морской как появился внезапно, так и исчез. А капитану пришлось списать боцмана с корабля.
И теперь, говорят, он ходит со шваброй во рту от корабля к кораблю, но в море его никто не берет. Да и кому нужен такой лживый боцман!
КОРАБЛЬ С ПОТЕРЯННОЙ СОВЕСТЬЮ
Ох уж эта совесть, никому она не дает покоя!
В предрассветный час матросу так хочется спать, а совесть говорит:
— Вставай, голубчик, пора уж на вахту.
Может быть, матрос еще бы поспал лишнюю минуту, но совесть одно и то же твердит и твердит ему, пока он со злостью не выбросит подушку из-под головы и не спрыгнет с постели.
А на вахте стоит этой совести разглядеть в каком-нибудь углу (где бы и боцман даже не заметил) соринку — обязательно, дотошная, заставит лезть туда.
Прямо беда с ней! Если бы ее можно было выбросить за борт, как, допустим, кок выбрасывает после обеда оставшуюся пищу. Или, может, где-нибудь ее потерять…
Наверное, без совести жилось бы куда лучше.
И вот на одном корабле матросы решили избавиться от такой обузы, как совесть. Перед выходом в море они отошли как можно дальше от корабля, легли на землю и стали кричать:
