— Одним словом, как в романах… Понимаешь — с любовью…
Он сказал это просто и дружески. Тогда Красникова отошла снова к кровати, машинально поправила подушку и тихо проговорила:
— Уйди, Генька… Я тебе сказала: я так не могу. И больше не приходи…
Она стояла молча: она ждала, когда он уйдет. Он медлил. Он думал сначала, что это шутка, что Красникова раскапризничалась, что стоит ее приласкать, и все пройдет. Но она упрямо повторяла: «Уйди». Ее лицо было сухим и сжатым. Только когда он вышел, хлопнув дверью, она свалилась на кровать и начала громко, по детски всхлипывать.
Генька хлопнул дверью не в сердцах — он переживал всю боль расставания. Ему казалось, что он любит Красникову и что здесь он теряет свое счастье. Впрочем, состояние это длилось недолго. Ночной воздух быстро оживил и рассеял его. Он даже подумал: хорошо, что кончилось — как тогда, после вечера у Паршиных. Он пошел ночевать к Терешковичу. Итти было далеко, и по дороге он успел все передумать. Может быть Красникова и права: ни к чему это. У нее своя жизнь, у Геньки своя. Главное — неудачам теперь конец. Генька еще может нравиться. Теперь все пойдет хорошо. Кранц, наверно, одобрит проект. Одно обидно: почему Красникова сказала: «Так нельзя»? Как? разве у него не было чувств? Разве он не способен переживать? Почему она его обидела? Вот и Лелька… Очевидно, женщины представляют себе многое иначе. Впрочем, зачем ему об этом думать? Он не писатель, не Шолохов, у него другие заботы. Он может и вовсе обойтись без женщин: работать, читать, выступать на собраниях, руководить.
Дня через три, приободренный победой над Красниковой, он решился пойти к Кранцу. Начало беседы Геньку настолько взволновало, что он даже вскочил и пробежался по длинному кабинету. Кранц ему говорил:
— Я понимаю, что у тебя по партийной линии много работы. Но я поставлю вопрос в горкоме. Способности у тебя необычайные. Необходим втуз. Я поговорю с Голубевым.
Он еще долго убеждал Геньку учиться — из него выйдет замечательный инженер. Север только начинает просыпаться: сколько работы впереди! Генька слушал его рассеянно. Он понимал, что та звезда, которая вела его с детства, сияет высоко, ясная и безупречная. Лелька? Кобяков? Мезенцев? Это букашки, они где то внизу. Он один с высоко поднятой головой идет прямо к цели. Когда Кранц на минуту замолк, Генька, смяв от волнения листки с дальнейшей разработкой своего проекта, спросил:
— А как насчет предложения?
