.
Этот общесоциологический момент труда —его «независимость» от общественной формы —и привлекает Ж. Фридмана. Конечно, он абсолютизирует указанную сторону труда, искажает взгляды К. Маркса, который неоднократно подчеркивал, что труд всегда включает в себя социально-экономические отношения, всегда выступает как труд «определенной общественной формы». Но данное положение К. Маркса Ж. Фридману и его коллегам не по душе, и они его не замечают. «Состояние человеческого труда, — пишет, например, П. Навиль, — не может рассматриваться как сущность, принадлежащая отношениям между людьми» {75}. Почему Ж. Фридман и П. Навиль затушевывают социально-экономическое содержание понятия труд? Оказывается для того, чтобы социальные последствия, порождаемые применением труда и техники при капитализме, возложить на сам труд (на его вещественную сторону), на технику и доказать, что эти последствия обусловливаются технической средой.
Техника, техническая среда также рассматриваются ими независимо от социально-экономических условий. Техническая среда, согласно утверждениям Ж. Фридмана, специфически не связана с капиталистическими производственными отношениями и вообще ее состояния не соответствуют состояниям экономической и социальной среды. Поэтому и изменения в производственных отношениях, происходящие в коллективном и планируемом обществе, например, в советском обществе, никак не модифицируют воздействие технической среды на личность. Разве, спрашивает Ж. Фридман, пятьдесят часов работы в неделю на сборочной линии моторов тракторного или автомобильного завода должны быть более «привлекательными» в Горьком, чем в Детройте? {76}.
Техническая среда, по мнению Ж. Фридмана, одинакова как в обществе капиталистическом, так и социалистическом. Она универсальна и по этой причине якобы одинаково влияет на личность рабочего. Притом она воздействует непосредственно, без вмешательства каких-либо экономических и социальных факторов {77}. Эту же мысль достаточно ясно выразил другой французский социолог —М. Рюстан: «В
действительности как в капиталистических, так и в коммунистических странах про
гресс техники порождает в конечном счете одни и те же последствия» {78}.
Многие из западных социологов и экономистов отрицают даже связь экономических кризисов и безработицы с капиталистическим строем и считают их порождением самой техники. Поскольку орудие и машина, рассуждает П. Навиль, рождаются из непосредственного отношения, существующего между индивидом и материей, а технический прогресс почти всегда непосредственно зависит от естественных потребностей, то социальные проблемы, вызываемые «машинизмом», не могут порождаться социальным организмом. Они являются следствием внедрения в социальный организм внешнего по отношению к нему элемента — естественной технической необходимости. Ввиду этого, продолжает П. Навиль, социальные последствия технического прогресса не имеют никакого отношения к существующей социально- экономической системе. «Безработица, условия труда рабочего, кризисы или экономический прогресс, — пишет он, — не являются проявлением особых экономических или социальных отношений; они не дают возможности судить об этих отношениях, потому что не соответствуют их природе. Машинизм, развиваясь вне системы ценностей, в которых наше общество ищет свое основание, и соответствуя природе внешней по отношению к культуре необходимости, может поэтому ставить технические проблемы, социально неразрешимые, давать социальным проблемам чисто технические решения»
