Алый знак воина. Орел Девятого легиона | страница 58



Наутро, как только рассвело, деревня, где шли последние приготовления, загудела, словно пчелиный улей. Вскоре начали прибывать жители самых отдаленных горных хижин — сбруя на их маленьких лошадях была богато украшена бронзой и костью нарвала. Они привели с собой табун лошадей. С пастбища пригнали скот, так как Царь не мог накормить целое племя: каждый клан должен был поставить для Царского Дворца живое мясо. Из хижин стали выносить снедь и класть перед всадниками или же грузить прямо на спины вьючных лошадей. Тут были большие ячменные хлеба, лепешки сыра из овечьего и кобыльего молока, мука в кожаных мешках. Под ногами непрерывно вертелись дети и собаки — дети визжали, собаки лаяли, лошади били копытами.

Дрэм взнуздал свою лошадь и теперь стоял рядом с Вортриксом неподалеку от входа в дом Вождя. Школа не имела своих лошадей, и мальчикам разрешалось брать диких необъезженных скакунов из конюшни Дамнорикса. Неожиданно в руку ему ткнулась чья–то холодная морда, и он, поглядев вниз, увидел Белошея, радостно помахивающего хвостом.

Дрэм потрепал его за уши.

— Здравствуй, братец, — сказал он и повернулся к Вортриксу. — Должно быть, Драстик здесь.

Не успел он произнести эти слова, как на площадку перед домом Вождя, всю запруженную людьми, въехал Драстик. Рядом с лошадью вприпрыжку бежали его собаки, а за ним чуть поодаль, так, чтобы не мешать внуку прокладывать путь сквозь толпу, ехал дед.

Дрэм знал, что должен приехать Драстик, но ему никогда не пришло бы в голову, что тот возьмет с собой деда.

Завидев их, он беззвучно присвистнул.

— Смотри, старик туда же! Он столько лет уже не садился в седло. Он слишком старый, особенно для такого путешествия.

Вортрикс рассмеялся:

— Судя по виду, он собой вполне доволен, этот золотой орел.

— Собой он всегда доволен, недоволен он обычно окружающими.

Взяв под уздцы лошадь, Дрэм нырнул в толпу.

Драстик приветливо улыбнулся младшему брату, когда тот наконец добрался до них, но с лица его не сошло выражение тревоги и озабоченности. Зато на лице деда было написано торжество. Он гордо восседал в своем бобровом плаще, подбитом алой тканью, на медвежьей шкуре, перекинутой, вместо попоны, через спину лошади. «Не иначе, как между ними произошла жаркая стычка», — подумал Дрэм.

Дед, казалось, все еще был в боевом настроении — он не ответил на приветствие Дрэма и только прокаркал хриплым голосом:

— Ты тоже думаешь, что я слишком старый?

— Я этого не говорил, дед.