— У меня в кармане есть адрес! Мы вычислили сбытовую точку!
Один из допрашивающих наконец-то соизволил уделить мне внимание. Вынул бумажку из указанного кармана и кивнул. Однако сделал при этом неожиданный вывод:
— Ну вот. Все как обычно. Когда одного прижмешь, он начинает сдавать остальных. Вышлем туда рейд — проверим. Но уже задницей чую, что подозреваемая раскололась.
Я закрыла глаза, а Триш, не стесняясь, завыла. Мы обречены. На самом деле, перевертышей в том месте уже не должно быть. Если сдали нас именно они, то сразу же и переехали. Но нам троим это уже ничем не поможет.
Женщина-полицейская, которая до сих пор молча сидела за столом, вдруг спросила:
— А может ли быть такое, что Дая Джисс угрожала этим двоим? Вряд ли она одна это проворачивала, там целая преступная сеть. Так что и угроза физической расправы не иллюзорная…
Офицер недовольно на нее цыкнул. Похоже, что она озвучила то, что нельзя было произносить вслух, и я за это сразу зацепилась — от бесконечной безнадеги, что самой мне все равно не выпутаться, так зачем тащить за собой остальных:
— Да! Я им угрожала!
Одир пытался остановить, забубнил что-то, но я вскочила на ноги и заорала в полную глотку:
— Я угрожала курсантам Вейру и Хадсон! Чтобы они молчали! Куда поставить отпечаток?!
— Сядь на место! — подлетел ко мне офицер.
— Куда поставить отпечаток?! — кричала я ему в лицо.
Эти показания они у меня приняли — чистосердечное признание нельзя не принять. Потом увели в малюсенькую камеру, сняли наручники и наконец-то оставили одну. Только тогда я позволила себе разреветься. Ведь даже не знала, освободили ли друзей. Если они сами не сглупили, то должны освободить… А я… я могла только реветь в серую подушку.
Успокоилась, когда уже светало — через узкое окно под потолком было видно. И поклялась себе, что буду умолять о распределении в военное и разведывательное управление. Ни за что не стану работать в полиции, не хочу быть частью этой идиотской системы наведения порядка… И сразу расхохоталась — зло, нервно. О каком распределении я вообще думаю? Мне дадут лет двадцать, а потом и всякая карьера в силовых органах будет перекрыта.
Я никогда не считала себя слабачкой — не было для этого оснований. Но сейчас меня будто разорвали на несколько частей и бросили гнить. Надзирательница выводила меня в общую столовую, потом возвращала в камеру, она не грубила, даже, наоборот, совершенно ровным голосом давала советы:
— До решения комиссии ты будешь оставаться в одиночке, это ненадолго. Новички часто боятся общих камер, но потом привыкают. Человеческое общение многого стоит — посидишь, поймешь. Тогда же сможешь посещать библиотеку или спортивный зал. Если столкнешься с сексуальными домогательствами работников, то не слушай их угроз — на ближайшем же допросе требуй письменного заявления. За подобное у нас наказывают строго. В случае угроз от других заключенных делай то же самое. Но от заключенных подобного почти и не случается. Все здесь в одной лодке, как в древности говорили. А мелкие конфликты — так они бывают и не в тюремных квадратах. Если же сама начнешь провоцировать потасовки — тебе и достанется. Здесь видеонаблюдение в любой точке, за малейшее нарушение дисциплины не только физическое наказание, но и удлинение срока пребывания. Служим во имя порядка, а здесь эпицентр порядка. Все ясно?
