Словом, торговля велась основательная.
Сам же отель был в заведением простым, пусть и солидным. Устроиться сюда работать можно было только по рекомендации. Один из героев Лескова рассказывал, как он попал в эту гостиницу: «Он (некий знакомец рассказчика. – АМ.) велел мне одеться и привел в гостиницу напротив главнокомандующего дома к подбуфетчику, и сказывает ему при мне:
– Вот, – говорит, – тот самый подмастерье, который,
я вам говорил, что для вашей коммерции может быть очень способный.
Коммерция их была такая, чтобы разутюживать приезжающим всякое платье, которое приедет в чемоданах замявшись, и всякую починку делать, где какая потребуется.
Подбуфетчик дал мне на пробу одну штуку сделать, увидал, что исполняю хорошо, и приказал оставаться.
– Теперь, – говорит, – Христов праздник и господ много наехало, и все пьют-гуляют, а впереди еще Новый год и Крещенье – безобразия будет еще больше, – оставайся.
Я отвечаю:
– Согласен.
А тот, что меня привел, говорит:
– Ну, смотри, действуй, – здесь нажить можно. А только его (то есть подбуфетчика) слушай, как пастыря. Бог пристанет и пастыря приставит».
Подбуфетчик, видимо, слегка лукавил. Особых безобразий (в самом центре города, да на Тверской, да перед домом губернатора, да рядом с полицейской частью) не случалось. Жизнь отеля проходила тихо, в мире. Зайдет, к примеру, к постоялице из города Калуги ее приятель, литератор Гоголь. Посидит за столиком, попьет вина с теплой водой и сахаром, расскажет что-нибудь о театральной жизни.
Или же снимет номер прибывший на торжественное заседание в Московский университет хирург Н. Пирогов. Правда, с хирургом были хлопоты – на заседании его избрали почетным гражданином города Москвы, и несколько дней кряду в номер господина Пирогова то и дело прибывали поздравители.
Останавливались тут Тургенев, Александр Островский, Чехов. Правда, последний признавался: «В „Дрездене“ я только ночую, живу же на Мал. Дмитровке, д. Шешкова».
Что ж, значит, так ему было удобнее.
Нередко сами москвичи снимали тут на долгий срок уютный номер. И от них было не меньше неудобств гостиничной администрации. Фельетонист Александр Амфитеатров как-то раз рассказывал о другом фельетонисте, Власе Дорошевиче:
– Мы с ним жили… в гостинице «Дрезден». Влас заболел. Не знаю откуда, девушки с Тверской, Петровки и Кузнецкого моста узнали об этом, они замучили нашего гостиничного швейцара. «Мочи от них, Александр Валентинович, для меня во время болезни Власа Михайловича не было, – говорил швейцар. – По нескольку раз в день забегали, цветы приносили. Одна даже всплакнула, передавая для больного букет фиалочек. Я отнес эти фиалки Власу Михайловичу и рассказал ему, как они, уличные девушки, здоровьем его интересуются. Влас Михайлович вскинул на нос пенсне и, глядя на меня, сказал: „Души-то у них в тысячу раз лучше наших. Только вот жизнь сложилась не так, как надо. Удивительнейшие среди них люди встречаются. Недаром Федор Михайлович (Достоевский) столько о них волнующих страниц написал. Заслужили они это. Своим трудным заработком“. А я, – продолжал швейцар, – всех успокаивал: „Поправляется, девоньки милые! Поправляется! Скоро опять его фельетонами зачитываться будете“».
