- Отдай, сынок, пусть подавятся... - Она стала выхватывать Микки-мауса из рук сына. Выхватила и швырнула в лицо одному из исполнителей. Антошка зашелся в рыданиях, его взял на руки Илья, но малыш не хотел сидеть с ним - от дяди ощутимо несло свежевыпитым армянским коньяком... Он вырвался, схватил любимую игрушку и убежал с ней в другую комнату, продолжая громко плакать.
- Поаккуратней, мадам..., - сжал кулаки судебный исполнитель. - А то нарветесь на большие неприятности...
- Ах, вот как, вам всего этого мало?! - стала наступать на него Марина. - Неприятностями он грозит, можно подумать, что может быть ещё хуже... Во всем мире торгуют и покупают валюту, а человек за это получил двенадцать лет строгого режима!!! Нате!!! - сняла она с пальца обручальное кольцо и швырнула его на пол под ноги исполнителям. - Забирайте все!!! Мать до инсульта довели, будьте вы прокляты, простые советские!!!
- Ах вот как ты..., - налилось кровью широкое лицо исполнителя.
При этих словах со своего мягкого кресла вскочил находящийся в состоянии подпития и затаенного бешенства Илья, который в последнее время весьма преуспел в занятиях карате и подавал в этом виде спорта большие надежды. Только вмешательство второго исполнителя, более мягкого и деликатного, спасло Илью от неминуемой беды.
- Да ладно тебе, пошли, женщина не в себе, надо понимать, - вмешался тот, другой, вставая между ними троими...
Затем забрали машину, кофейного цвета "шестерку", которая доставила семье столько приятных впечатлений... Марина молчала, мрачно глядела, как в машину сел некто и уехал на ней, предварительно сунув ей какую-то бумагу, которую она, не глядя подписала.
При конфискации дачи она просто отказалась присутствовать, сославшись на болезнь сына. Получила через некоторое время акт и забыла туда дорогу.
А Василию предстоял долгий этап на Колыму... Арестантский вагон, обритая голова, барак, нары, телогрейка... Зазеркалье, другой, параллельный мир, в котором не было решительно ничего общего с тем, в котором он прожил тридцать пять лет...
Василий сам от себя не ожидал, что он сможет все это выдержать. Однако, оказался крепок и телом и душой. Зэки его уважали, статья была серьезная, все помнили расстрельные приговоры по ней...
Так и прошло шесть лет... И вот - постоянные разговоры Сурка о побеге... В душе Жебрака происходил переворот... Он вспомнил о сыне Антошке, которому уже было десять лет... Он, наверное, уже и не узнает его... А дальше? Что будет дальше? Марина страдает, мучается в одиночестве и в безденежье... Сын растет без отца... Больная, потерявшая дар речи мать... А ведь сидеть ещё шесть лет, и амнистии он не подлежит... В стране происходили перемены, но ещё не настолько серьезные, чтобы пересматривать подобные статьи... Начинался девяностый год...
