Семнадцать «или» и другие эссе | страница 80
Вот какие аргументы чаще всего выдвигаются в пользу тезиса о том, что коммунистическое порабощение не может быть ни ликвидировано частично, ни смягчено постепенными реформами. Колаковский выступает против этого тезиса. «Жесткость системы частично зависит от того, до какой степени живущие в ее рамках люди убеждены в ее жесткости». «Социалистический бюрократический деспотизм впутан во внутренне противоречивые тенденции, которых он не в состоянии довести ни до какого синтеза и которые неизбежно ослабляют его цельность, при этом стремятся к росту, а не к уменьшению». Аргументы против реформируе- мости советизма верны, но частичны. Внутри тоталитарной системы всё-таки существуют конфликтные устремления. Эти конфликты не могут быть институционализированы, так как это подрывало бы элементарный принцип однопартийности, монополии власти. С одной стороны, есть стремление к единству, т.е. ликвидация конкурентов, которая нашла свое самое яркое воплощение в сталинских чистках, а с другой — стремление к безопасности, стабильности власти. Потребность легитимизировать систему марксизмом-ленинизмом и одновременно потребность менять идеологию, которая стала сковывающим движения горбом. Экономическая бездарность коммунизма и одновременно мечты о военном господстве над всем миром.
В «Тезисах о надежде и безнадежности» Ко- лаковский со всею силой выступил против деспотического социализма. Он выбирает демократический социализм. Но что это должно бы означать? Одобрение демократии и правозаконности, соблюдение личных свобод. Во-первых, не только социалисты защищают эти ценности. Во-вторых, можно ли и в какой степени согласовать эти ценности с выдвигаемым социалистами общественным контролем экономики? Какие существуют связи между социализмом и марксизмом, между марксизмом и советизмом? Эти вопросы возбуждают необычайные эмоции, вокруг них наросло море недоразумений, напечатаны горы бумаги. Как дискутировать, когда основные понятия постоянно понимаются по-разному? Надо было бы анализировать историю марксизма, проследить изменчивость понятий и позиций. Для объективного и в то же время убедительного анализа потребовалось бы соединить представление и истолкование, постоянно искать равновесия между позициями следователя и адвоката. Притом по отношению к материалу ужасающих размеров и не всегда, мягко говоря, интеллектуально увлекательному.
Колаковский взял на себя эту головоломную задачу и образцово решил ее в трех толстых томах «Главных течений марксизма» (Париж: Институт литерацкий, 1976-1978). Чем больше восхищаться: справедливостью взгляда, умением создавать синтез, точностью анализа или объемом эрудиции? Стоит ли воздавать справедливость не только создателю доктрины, но и его самым безумным ученикам? Стоит. Ради продолжения европейской традиции духовной свободы и серьезности нужны «стражники мер», способные оценить былые духовные достижения, какими бы они ни казались нам далекими, опасными или бесплодными. Я благодарен, что кто-то за меня и для меня выполнил эту работу.