Но не будем вдаваться в подробности. Речь о другом. Речь идет о Ное.
Ной был ужасным подлизой. Когда учитель, о котором, впрочем, известно, что он вспыльчив, завистлив, мстителен и злопамятен, мечет громы и молнии на весь класс и только одного ученика осыпает похвалами, легко догадаться, каких размеров достигает подхалимство столь привилегированного воспитанника. Но и Ной имел в душе искру порядочности. Пока ссоры с Господом кончались только криком и угрозами, Ной заискивал перед ним, подлизывался и льстил. Но, в конце концов, он увидел, что дело принимает серьезный оборот, ведь речь шла о жизни человечества. Ной долго размышлял над своей ситуацией: с одной стороны, элементарная людская солидарность не позволяла ему отречься от своих братьев и сестер, которым угрожала гибель, и пользоваться благосклонностью того самого тирана, который уничтожает всех его родных и друзей. «Честный человек, - говорил себе Ной, - должен отправиться на казнь вместе с осужденными и разделить их судьбу, а не поступать на службу к их преследователю. Даже если они и были виноваты, непорядочно бросать их всех в беде и спасать собственную шкуру. Несмотря ни на что, - думал он, - я, скорее, человек, чем бог, и меня обязывает человеческая солидарность. Но с другой стороны, именно я в настоящий момент представляю собой единственный шанс спасения человечества». Дело в том, что Бог ясно дал ему понять, что не намеревается оставлять в живых никого, кроме него и его семьи (но за исключением братьев и сестер). «Значит, - говорил себе Ной, - если я решусь на добровольную смерть во имя человеческого братства, я уничтожу единственную возможность возрождения мира; и пусть этот мир устроен не лучшим образом, все-таки желательно, чтобы он существовал». Вот в этом и заключалась дилемма Ноя: совершить предательство или спровоцировать конец света. Никто еще не стоял перед столь жестоким выбором. Никто не попадал в подобную ситуацию, когда от тебя буквально зависит судьба человечества, а ты можешь спасти человечество только ценой своего морального падения. «Правда, - думал Ной, - если я решусь на смерть ради спасения своей чести в своих глазах, никто больше не пострадает. Ведь нет смысла утверждать, что я причиню зло своим несуществующим потомкам, поскольку они никогда не появятся на свет. А в 1749 году от сотворения мира (точная дата потопа), то есть, в 2011 году до Рождества Христова, наивно было бы считать, что я поступаю дурно только потому, что в 1957 году от Рождества Христова, то есть через 3968 лет, не останется никого, кто смог бы рассказать о моем геройстве. Значит, лучше вести себя пристойно и сразу покончить с этой плохо продуманной авантюрой. Но, с другой стороны, я не могу отделаться от мысли, что существование мира представляет собой некоторую ценность, некую цель, которая сама по себе достойна приложения усилий. Не знаю, как это обосновать, и никакие разумные аргументы не приходят мне в голову, но убеждение это так во мне засело, что отделаться от него просто невозможно».
