Семнадцать «или» и другие эссе | страница 18
«Город почти наверняка будет захвачен врагами, - быстро соображала Рахаб. - Ведь я же знаю, что Бог на их стороне. Такова предпосылка. А какова альтернатива? Либо я выдам шпионов полиции, выслужусь перед князем и сохраню верность городу, но после вторжения неприятеля мне грозит гибель. Либо я спрячу их у себя, а потом потребую вознаграждения у оккупантов, но до их появления я рискую жизнью. Правда, пряча врага, я предаю город и князя, но, честно говоря, могу не испытывать угрызений совести: не очень-то я много должна родному городу, который всегда плевал мне в лицо. Даже если он уцелеет, он обречет меня через пару лет на голодную смерть. Я и так здесь одинока, как в пустыне. Так что, если отбросить химеры моралистов, я стою перед выбором: либо сомнительная смерть в течение ближайших нескольких недель, либо верная смерть после захвата города. Выбор нелегкий, поскольку верная смерть имеет то преимущество, что она может наступить не сразу, а сомнительная смерть грозит мне уже сейчас. Между сомнительным теперешним злом и гарантированным злом в будущем, нельзя сделать рационального выбора. Выбираю наобум: спасу шпионов. Пара недель страха, а потом - какая жизнь! Меха, драгоценности, халва каждый день, поездки в оперу - а может быть, кто- нибудь из военачальников возьмет меня замуж? Я еще слишком хороша для этих дикарей».
Рассудив таким образом, Рахаб заключила со шпионами сделку: она их спрячет, а потом устроит им побег - взамен на спасение свое и своей семьи после захвата города войском Осии. Они согласовали опознавательные знаки, и на этом шпионско-моралистическая часть истории закончилась.
Потом началась музыкальная часть. План осады города детально разработал Бог, а Осия скрупулезно выполнил инструкцию. Вместо того, чтобы, как советовал здравый смысл, воспользоваться осадными машинами и таранами, он организовал духовой оркестр, состоящий исключительно из священнослужителей, приказал им обходить стены города и играть военные марши; за оркестрам несли ковчег завета, а впереди маршировали военные отряды. Священнослужители семь дней подряд дули в трубы, чуть не падая от изнеможения, у большинства воспалилась гортань, ведь священнослужители тоже люди.
Войско, осаждавшее город, роптало, считая, что предводитель приказывает им валять дурака. Иерихонцы на стенах смеялись над врагами, думая, что те спятили. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. На седьмой день оркестр заиграл во всю силу, у священнослужителей аж глаза на лоб вылезли, и одновременно вся армия по приказу рявкнула так громко, что стены города чудесным образом обрушились и рассыпались в прах.