Как-то захотела масляноногая осмотреть мир, еще не населенный людьми, и отправилась на прогулку.
Митра и Варуна тотчас заметили на земле незнакомые следы и заинтересовались, кто бы их мог оставить. Спустившись на землю, они пошли по следам и догнали девушку.
— Кто ты? — спросили они ее.
— Я — Илу, дочь Ману, — ответила она.
Митра и Варуна переглянулись, после чего Митра обратился к деве:
— Мы боги Митра и Варуна. Назови себя нашей дочерью.
— Нет! — ответила Илу, потупившись. — Я дочь Ману.
— Кто? Кто ты? — переспросил также и Ману.
— Твоя дочь.
— Но как же, о благородная, можешь ты быть моей дочерью? — удивился Ману.
— Ты, а не кто-либо другой, — объяснила девушка, — дал мне жизнь, замешав на воде топленое масло, сметану и творог. Поэтому пользуйся мною в свое удовольствие, когда станешь приносить жертву богам. И будешь богат потомством и стадами. Какого бы благодеяния ни испросил ты у богов с моей помощью, полностью получишь все, что попросишь.
И зашагал вместе со своей дочерью Ману, распевая гимны и как только неукоснительно исполняя ритуал. И когда изъявил он желание иметь обильное потомство, боги услышали его. И пошел от него весь род человеческий, который и отец им Ману[67].
Было у Ману девять сыновей, девять могучих витязей, от которых пошло девять племен, заселивших еще не слышавшую человеческого голоса землю. Однажды в племени четвертого сына, Шьячи, начался раздор. Брат стал против брата. Сын отвернулся от матери, мать от сына.
Подобные бедствия, постигающие порою племена, роды и семьи, пострашнее мора и войны. Причины их сокрыты от глаз человеческих, и враждующие в слепоте и безумии ищут их объяснения каждый в другом — брат в брате, сын в матери, мать в сыне. Но царь племени Шьячи был мудр и всюду неутомимо искал корень губительной вражды, но не мог его найти, пока случайно не пришел к озеру, избранному подвижником Чьяваной, местом моления и умерщвления плоти.
При виде царя, который его почтительно приветствовал, отшельник отвернулся. Царь был этим удивлен и спросил:
— Может быть, сам не ведая, я чем-нибудь тебя оскорбил или просто неприятен?
— О нет, — ответствовал Чьявана, — не оскорбил. Не неприятен. Меня обидела твоя прекраснобедрая дочь Суканья, и с тех пор я не знаю покоя. Однажды ночью она вместе с другими девами вывела коней на водопой. Надо тебе сказать, что во мраке мои глаза мерцают, как уголья в алтаре. Твоя же любопытная дочь, приняв их за светляков, ткнула мне в глаза своими пальчиками.
