В характерах Гриши и Саши вскоре обнаружились совершенно противоположный наклонности: Гриша был мальчик бойкий, веселый, не терпящий никакого принуждения и не переносивший малейших обид со стороны окружающих его, тогда как Саша был скромен, тих, охотно принимавший на себя вину Гриши и молодого князька. Гриша был любимцем князя, а Саша – княгини. Между собою оба приемыша были очень дружны, но князька они недолюбливали. Слепая покорность последнему всех его окружающих были предметом зависти приемышей.
Грише минуло девять лет, а Саша был годом моложе его, в то время когда скончался Царь Феодор Алексеевич. Хованский пожелал обучать грамоте всех трех мальчиков и дело это поручил священнику своей домашней церкви. Более других успехи в науках оказывал Саша и менее всех Гриша. Вообще успехи всех детей были не блистательны, а потому Хованский нанял для них учителя немца, славившегося тогда в Москве своею ученостью Появление его в доме Хованского произвело большой переполох между всею дворнею Хаванского. Из-за угла смотрели они на. немца и дивились, что еретик похож на человека и по-русски умеем баить.
С первого же урока данного детям немцем все они, особенно ленивец Гриша, получили большую охоту к ученью и обучение пошло быстрыми шагами.
Хованский по-прежнему окружал свою супругу нежною заботливостью, а княгиня по-прежнему была покорна и молчалива. Тишина обыденной жизни в доме Хованского нарушалась подчас бойким Гришей. Князь мало бывал дома, но непрестанно всем интересовался.
Так шло дело до времени возвышения Хованского, когда он сделался начальником всех стрельцов. Стремление его к единовластию и первенствующей роли в делах управления русским государством породили в нем зависть к Милославскому и Голицыну. Он был мрачен и задумчив, домашние дела совершенно не интересовали его. Даже любимец его Гриша не всегда развлекал его, а подчас даже раздражал его.
Однажды он вошел в покои своей супруги и, сев около окна задумчиво смотрел на площадь.
– Что с тобою, друг мой, сталося? – робко и с нежною заботливостью спросила княгиня. – Я никогда не видала тебя столь расстроенным. Нет ли тебе беды какой от царского двора?
При этих словах княгини лицо Хованского вспыхнуло и он с видом надменности, погладив свои усы и бороду, сказал:
– Это мы еще увидим, кто кому может приготовить беды…
– Боже мой! Уже не стрельцы ли опять?..
– Нет… Но дело в том, княгиня, – возразил Хованский, понизив голос и опустив глаза, как бы не решаясь произнести роковое слово, для чего он и пришел.
