Тут уж Земфира переполошилась:
— Какой следователь? Он что, уже разведал, что это наше ружье?
— Так ты ничего не знаешь?
— Нет.
И Люцита поведала матери о том, как приезжал следователь Бочарников, о том, что спрашивал.
— И что с того, что ружье наше? — сказала Земфира. — Его кто угодно мог взять. Ведь так?
— Да, конечно…
— Хотя, как ни крути, неприятно все это. Из нашего ружья — и в Миро.
Ведь это же подарок самого Бейбута. Получается, что из отцовского подарка могли застрелить сына…
Земфира опять надолго задумалась.
— Мама, мам! — окликнула ее Люцита. — Так что же насчет этого свидетеля.
— Да все то же, дочка. Сама додумай. Максима выпустят из тюрьмы.
Кармелита опять беситься начнет, того гляди, от свадьбы откажется. И Миро будет свободен.
— Знаю я эту Кармелиту, она снова и Миро, и своему гаджо будет голову морочить.
— Зря ты о ней так. Она сама страшно от всего этого мучается.
— А я тут, мама, жизни радуюсь!
— Успокойся, Люцита. Я в том доме живу. Я вижу, как ей больно. Она не сможет правду скрывать, сама Миро обо всем расскажет. Если уже не рассказала.
* * *
Сразу же от Зарецкого Форс, посмеиваясь своему цинизму, поехал к Астахову. По дороге оценивал ситуацию, раскладывал мысленные пасьянсы.
Интересно, что это у Баро за история со свидетелем. В самом деле есть такой.
Или так — пустые слова. А может быть, Зарецкий просто зачем-то прощупывает своего верного (или неверного) Форса.
Дорога пролетела незаметно. Вот и кабинет Астахова.
— Здравствуйте, Николай Андреевич.
— Привет, Леонид, проходи. Был тут на выставке твоей дочери.
— Я тоже имел удовольствие посетить. Ну и как? Только откровенно, без экивоков.
— Ну… В целом, так — неплохо…
— А по-моему, — прервал его Форс. — Ужасно!
— Ну, почему, смело, смело…
— Что именно?
— Хотя бы то, что она решилась открыть эту выставку.
Форс улыбнулся, оценивая дипломатические способности своего шефа, заказчика и коллеги в одном лице.
— Эх, Николай Андреич, так ведь и в этом ее заслуги нет. Это все ваш Антон организовал.
Тут уж Астахов улыбнулся. Не так уж часто хвалят его сына. Хотя, честно говоря, в последнее время все чаще. Впрочем, хватит почивать на отцовских лаврах.
— Ладно, давай к делу. Что с Максимом?
— Ничего нового… Ему светит большой срок. Но он упорствует и ни в чем не признается.
— А что ты предпринимаешь?
— Я предлагаю ему признать свою вину, а потом списать все на состояние аффекта.
— То есть ты хочешь, чтобы он признался, что стрелял. То есть совершил преступление.
