— Ну так а я о чем?
— Да ведь не просто нож она получит, а твой нож, Рыч, твой! И тебя Удав, то есть уже не Удав, а адвокат Форс, убьет при попытке сопротивления.
— Ага, только тогда рядом с моим трупом вам придется оставить и деньги.
— Ну почему же? Деньги на тот момент ты уже спрячешь.
— Куда это?
— Ну, кто ж это узнает? Только так все подумают, когда адвокат Форс предъявит цыганскому барону Зарецкому два трупа: его дочери и ее убийцы.
Понял?
— Это-то все я понял. Я только не понимаю, как же ты жить после этого собираешься?
— Хорошо жить собираюсь. На каких-нибудь там Канарских островах.
— Ошибаешься.
— Почему это?
— Потому! Ты что, думаешь — Удав оставит в живых такого свидетеля и сообщника, как ты?
Рука сразу перестал улыбаться, а Рыч все объяс няли объяснял:
— Ну, грохнешь ты меня, ну, убьешь Кармелиту Но ты же сам и будешь следующим. Удаву ты живым не нужен!
— Ну и что ж ты мне делать посоветуешь?
— Отпусти нас.
— Крыша у тебя поехала!
— А ты подумай еще раз: когда вы выкуп получи те — ну зачем ты будешь нужен Удаву? Чтоб с тобой делиться? А вот сдадим мы с тобой его ментам — и девчонка к отцу вернется, и нам по всем делам скидка будет. И за убийство Бейбута, и за воровство — есть ведь и у тебя, и у меня грехи…
Но тут Рука как будто сбросил с себя какое-то наваждение.
— Эх, Рыч, — совсем за дурака меня держись? На такую туфту разводишь!
Жить хочешь — вот и стараешься!
— Да я тебя, дурака, спасти стараюсь!
— А я уж как-нибудь сам. Без твоей помощи, — Рука снова заклеил Рычу рот. — А то, что вас с девчонкой шлепнут, — так это мне только на руку: меньше свидетелей — меньше проблем! Так что сиди тихо и жизнь свою пустую вспоминай. Немного осталось.
Рука плюнул на Рыча и пошел проверить, как там Кармелита.
А Рыч из последних сил подполз к какому-то камню и стал тереться об него своими веревками, надеясь освободить руки.
* * *
Люцита буквально ворвалась вслед за Максимом к нему в номер.
— Максим, послушай!
— Я уже слушал тебя, Люцита, хватит!
Но девушку было не остановить. Она вновь и вновь рассказывала Максиму о своем Богдане-Рыче, о том, какой он на самом деле хороший, и о том, как запуталась жизнь цыгана, да и ее жизнь вместе с ним.
Но все слова разбились о короткий ответ Максима:
— Я не верю в это, Люцита.
— Не веришь? — она подошла к столу и вдруг схватила лежавший на нем кухонный нож. — А в это поверишь?
Максим перепрыгнул через разделявший их стул, стремясь остановить цыганку, но не успел — Люцита сделала себе глубокий надрез на левой руке выше локтя. Из раны сразу хлынула кровь.
