— Антоша, я сейчас думаю совсем не о том…
— А о чем же?
— Как Форс отнесется к тому, что мы сами решили содрать деньги с Астахова?
— Ну, к тому моменту, когда он об этом узнает, мы с тобой будем уже очень далеко, — Антон был снова беспечен, как в лучшие свои дни.
— Сомневаюсь, Антоша, бх, сомневаюсь… Понимаешь, он организовал похищение Кармелиты и наверняка держит всех в поле зрения: и Зарецкого, и Астахова, и нас с тобой, грешных. Между прочим, мы ведь и сейчас — в его доме.
— Брось свои грустные мысли, мама! Будем с тобой танцевать и думать только о хорошем. Потому что завтра мы станем богатыми! — Антон кружил мать в танце и гнал от себя все мысли, кроме самых приятных.
— Ой, Антошка, только бы все получилось…
— Мама, ну ты же знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, — мне абсолютно не нужен этот Форс, мне не нужна эта его Светка с вот этим вот ребенком. Очень уж я устал от ее капризов… Мне нужны только деньги!
— Антон, Антон, до чего же ты сейчас похож на своего отца! Я имею в виду не Астахова…
— Понимаю. И кстати, если хочешь его осчастливить, то лучше тебе сейчас съездить к нему и предупредить — в любой момент нужно быть готовыми уехать из города.
* * *
Кармелита изо всех сил кричала в трубку, которую держал у ее уха Форс:
— Алло! Алло, папа! Папа, это я! Папочка, я жива, я здорова, со мной все хорошо, ты только не переживай, ладно? Не волнуйся, со мной все в порядке! Ты только делай все, как они говорят, слышишь? Я люблю тебя, папа!
Пап, и еще…
Но тут Форс решил, что хватит уже семейного общения, и нажал отбой.
А Баро все кричал и кричал в телефон, не обращая внимания на короткие гудки:
— Кармелита! Доченька! Родная моя! Я тоже тебя очень люблю!!!
— Что там? — коротко спросил Астахов, когда Баро наконец положил трубку.
— Моя дочь жива, — на глазах у цыганского барона вновь появились слезы.
— Рамир, поверь, у меня и в мыслях не было отнимать у тебя дочь. Просто я хочу помочь вам — ей и тебе.
Баро поднял на Астахова тяжелый взгляд, но Николая Андреевича это не смутило.
— И еще, Рамир, когда все это закончится, когда Кармелита будет дома — я не скажу ей ни слова. Если ты решишь открыть ей правду — сделаешь это сам.
Решишь ничего ей не говорить — я тоже буду молчать.
— Спасибо тебе, Николай. Не надо пока говорить о том, что будет после ее освобождения. Сейчас главное — спасти Кармелиту. Главное для нас обоих.
И мужчины пожали друг другу руки.
Кармелита сглотнула слезы и спросила Форса неожиданно резко и смело:
