Троице-Сергиева лавра с давних времён была любимым убежищем царских семейств от междоусобий. Она в отличие от других крепостей и монастырей была укреплена по всем правилам фортификации.
Судя по рассказам о жаркой стычке Петра со стрельцами и зная вообще, как стоустая молва любит преувеличения, князь Василий Васильевич не верил, разумеется, ни в стотысячную армию, находящуюся в распоряжении Петра, ни в намерение его идти войной на Кремль. Но для него было ясно, что, может быть, и без ведома царевны, а покушение на свободу Петра было сделано стрельцами; так же возможным казалось ему, что после неудавшегося покушения Щегловитов уговорил своих стрельцов провозгласить Софью Алексеевну царицей. Очевидно, во всяком случае, что предсказанная князем Василием Васильевичем открытая, неравная борьба уже началась и что она должна кончиться гибелью правительницы.
Да, положение Петра было крепко не одними стенами неприступной твердыни: права его, основанные на завещании царя Фёдора и подтверждённые представителями всех сословий, опирались, сверх того, на доверие русского народа, утомлённого частыми и кровопролитными междоусобиями. Петра князь Василий Васильевич считал непреодолимым, а дело царевны безнадёжно потерянным.
— Я плохо верю всем этим скверным новостям, — сказал он серпуховскому помещику, — большая часть из них — чистая выдумка: накануне именин схимонахини Анфисы царь Пётр Алексеевич очень дружелюбно обедал у сестры; с именин я поехал вместе с ним в Преображенское, где пробыл до вечера; ужинал я у царя Петра с начальником стрельцов и другими стрелецкими офицерами, и, верно, мы знали бы что-нибудь о жарком сражении...
— Мирская молва что морская волна, — сказала Серафима Ивановна. — Итак, батюшка князь Василий Васильевич, завтра ты изволишь уезжать отсюда; а нам-то когда прикажешь отправляться?
— Да коль всё готово, так тоже завтра, — отвечал князь. — До Тулы доедем вместе; а там пообедаем и поедем, вы на Киев и на Житомир, а я в своё Медведково.
— У нас всё готово к отъезду, — сказала Серафима Ивановна, — только нажарить кур да напечь пирогов на дорогу. Пойду распорядиться.
Чальдини очень удивился внезапной перемене, происшедшей в намерениях князя, и вместе с ним пошёл в его кабинет, чтобы расспросить его о причине этой перемены.
— Дела в Москве принимают такой оборот, — сказал ему князь Василий Васильевич, — что Мише лучше ехать, хоть с Серафимой Ивановной, чем медлить минуту лишнюю. Здесь, в отсутствие моём, пример Серафимы Ивановны мог бы, конечно, быть очень вреден для Миши и я ни за что не оставил бы его на её руках, а за границей она поневоле присмиреет. В дороге Мишу она обижать не посмеет, зная, что ты будешь писать мне обо всём, что его касается; а немедленно по приезде в Париж ты передашь моё письмо графу Шато Рено, и прежде чем ты соберёшься во Флоренцию, Миша уже будет отдан в хорошие руки. Вели укладываться; я напишу покуда несколько писем, которые поедут с вами.
