Не выдержав, мальчик обратился как-то к Луке Лукичу:
— Дядинька!
— Чего, касатик?
— А чего я просить хотел у тебя…
— Проси.
— Пошто Пронька служит в хороминах, а меня туда не пущают?
Целовальник нахмурился:
— Мал ещё. Подрастёшь, уважу.
С тех пор Васька не отставал от Луки Лукича, и он так ему надоел, что кабатчик в конце концов сдался.
С замирающим сердцем пошёл Васька за хозяином в хоромины.
То, что он там увидел, превзошло все его ожидания. В богато убранной просторной светёлке, стены которой были увешаны картинами, сидели за длинным столом пьяные купчины и проезжие вельможи. На коленях у них орали непотребные песни простоволосые нагие девушки.
— Господи… и Кланька тут… и Машка… — придя немного в себя, шептал сидельчик. — Ишь ты, сколь их набилось! Спать надо, а они…
Гости играли в зернь, пили вино, мяли и тискали потные девичьи тела.
— Сидельчик! — восхищались они приходом Васьки. — Ай да Лука Лукич… ну и уважил! Подь сюда, паренёк, мы тебя, всем на радость, мигом оженим.
— Оженишься? — довольный тем, что угодил гостям, легонько ущипнул целовальник Ваську за подбородок.
— Я не умею. А научишь, оженюсь.
К утру сидельчик немного освоился с новой обстановкой. Когда же гости пожаловали его двумя алтынами и деньгой, он и вовсе развеселился. Отоспавшись, он побежал к матери:
— Во! Эвона, сколько денег!
Узнав, откуда привалила сынишке такая благодать, Даша ничего не сказала. Только стала ещё бледнее и чересчур усердно высморкалась в подол.
Васька достал заветный алтын, вместе с новыми сбережениями завернул его в тряпочку и убежал обратно в кружало. В чуланчике, где стояла лавка, служившая ему постелью, он выдолбил в бревенчатой стене отверстие и бережно сунул деньги в щёлочку. Вечером он отправился «на работу» уже совсем спокойный.
Так постепенно Васька привык к новому делу и не только не гнушался им, но полюбил, потому что оно было доходное, сытое и весёлое.
Очень дорожил «ночным торгом» и Лука Лукич. В иную неделю «хоромное дело» приносило ему столько барышей, сколько не насчитывал он в кружале за месяц.
Не был в обиде и Дыня, которому целовальник выделял немалую толику от щедрот своих. Но больше всех доволен был сам Безобразов, получавший львиную долю выручки от «арендателя».
Да! Помещик не зря побывал за рубежом.
Вернувшись в Россию, он немедленно пожаловал в свою вотчину, сам отобрал наиболее пригожих девушек и отдал их в полное распоряжение Дыне. Он нисколько не стыдился своей затеи — наоборот, где только мог похвалялся хороминами.
