Работала она от зари до зари, питалась, как птица небесная, — чем придётся, гнула спину и перед Дмитрием, и перед всеми, кто был позажиточнее, и изо всех сил старалась никого не прогневить. Но унижалась она не ради своей выгоды, а заботясь о Васятке. Тому прислужит, этому угодит, глядишь — сунут мальчонке просяную лепёшку или луковичку. Всё же подспорье.
Она и сына учила быть ласковым со всеми, держаться ниже травы и тише воды.
— Богатеи, сыночек, всем в мире заправляют, — внушала она мальчику. — На них земля держится. Приветят — и сыт будешь. Осерчают — с голоду ножки протянешь.
Ещё водила она Васятку по праздникам в церковь и заставляла усердно молиться о здравии путешествующего раба Божьего Фомы. Однажды она подарила ему где-то заработанный алтын.
— Береги, родименький, сей монет. Их ежели десяток набрать, эх, сколько гостинчиков тебе накупить можно!
Васька долго, с почтительным удивлением разглядывал подарок.
— А где их, алтыны те, добывают?
— Горбом, сыночек, горбом.
— Как же ты добыла, а горба нету?
— Глупенький ты ещё… Вырастешь, уразумеешь. Робить надо, тогда и алтыны будут.
— А ты не робишь?
— Роблю, сынок. Ой, как роблю!
— Пошто у тебя алтынов нету?
— Такая уж моя доля, сынок…
Васька сунул алтын под камень и каждый вечер перед сном приходил любоваться им. Поблескивающая на лунном свету монета казалась лучшей из всех побрякушек, виденных когда-либо им. Наигравшись вдоволь, он прижимал алтын к щеке и предавался мечтам. Ему виделись высокие стопочки денег. Они росли, сливались, весь мир наполняли веселящим душу звоном. Он и сам пока не знал ещё, что бы сделал, если бы мечты его сбылись. Но это не тревожило его. Слушать бы только умилительный медный звон, наслаждаться медным сиянием, катить по дорожкам, один за другим, без счёта, чудесные круглячки и чувствовать себя полновластным хозяином их!
— Эка забавушка, Господи!
Но годам к восьми Васька начал понимать значение денег. Кое-что он уже добывал сам.
Ласковее его на всём селе не было мальчика. Уходит ли женщина в поле и не на кого ей оставить малых ребят, захворает ли кто или нужно постеречь чей-нибудь огород — всюду Васька тут как тут. За «добру душу» его кормили, одаривали разным тряпьём, «жалели». Он и убогим не дерзил — одинаково заискивал перед всеми. Но как-то так выходило, что бедные люди в случае нужды редко находили его. Зато там, где дом полная чаша, он всегда вертелся на глазах у хозяев.
Наконец он до того осмелел, что решился на самостоятельный шаг.
