Это неуважение к чужой плоти. А вот к собственной. Восемь вечера, вызов к сорокалетней женщине, у которой восьмые роды. Женщина ожидает машину возле барака. Объясняет, что вызов к ней. На удивленный вопрос врача, мол, вы что, на улице собираетесь рожать, отвечает, что уже родила, и ребенок у нее в штанах. И точно — ребенок у нее в штанах, пуповина еще не перерезана. Только побыстрее увозите меня, торопит женщина, а то мои узнают, что я снова навострилась рожать, убьют.
Оказывается, ни муж, ни старшие дети не подозревали о близких родах, да и она сама тоже начала догадываться в последние два-три месяца, но скрывала — на учет не встала, декретный отпуск не оформляла.
Доктор усадила женщину в машину, перерезала пуповину, запеленала младенца, а потом уже удивилась — что за смысл скрывать, вы же все равно придете домой с младенцем, не в капусте же вы его нашли?
Я в роддоме переночую, а завтра утром сбегу, был ответ, как они меня найдут, если я без документов. А мои гопники даже не хватятся, что меня нет.
И когда я удивляюсь этому отношению к своей и чужой плоти, я понимаю, что удивление наивно. Потому что наплевательски относится к человеческой плоти государство. Интересно знать, почему у нас такие замечательные общественные клозеты? Особенно в провинции и особенно на вокзалах (правда, в провинции они только при вокзалах и существуют, словно бы в иных местах провинциал не бывает).
Отчего у нас такие замечательные столовые? С неподдающимися описанию скатертями, запахами пищи и невыветриваемого желудочного сока? О пище, которую мы там заглатываем, чтоб задержать в себе, нечего и говорить.
А что мы вообще едим! Нет, по объему мы, возможно, превосходим любые нормы, но картошка и хлеб не могут заменить мясо, овощи и фрукты.
А как безжалостна медицина к женщине. О состоянии роддомов мы уже говорили, но нельзя не сказать об абортах. Из-за отсутствия контрацептивов мы делаем 7 млн. абортов в год. Да практически без обезболивания. Хотя во всем цивилизованном мире эта операция считается пережитком варварства.
А теперь о том, что всем нам представляется самым опасным для человеческой плоти. Я понимаю, что преувеличиваю, но что поделаешь, я доктор, и мне иногда кажется, что происходит некий гигантский эксперимент, и все достижения науки направлены на то, чтоб испытать, сколько же может вынести человек. Мы травим человека пестицидами и прочей химией, мы испытываем его радиацией и загазованностью, мы ловим рыбу в отравленных реках и озерах, мы организовали ядовитые дожди и озонные дыры. И вот мы слышим уже разговоры отдельных, правда, генетиков-пессимистов, что если дело и дальше будет идти подобным образом, то через пятьдесят лет мы наполовину станем мутантами, а через сто лет мутантами будут все.
