– Да. – По лицу Обухова словно тень промелькнула. – Перед смертью он проклял меня, сказав буквально следующее: «Все мужчины нашего рода имеют магическую силу, дающую власть над джиннами. Один такой джинн постоянно обитает в моем теле между кожей и плотью. После моей смерти он вселится в тебя. Когда наступит удобный момент, джинн целиком овладеет тобой и заставит совершить какое-нибудь позорящее деяние. И так будет длиться до тех пор, пока ты не издохнешь, словно паршивый пёс, или сам не сдерёшь с себя шкуру…» Тогда я воспринял слова Наджи как обычную брань, но теперь понимаю, что это было страшное пророчество, обрекающее меня на душевные и физические страдания.
– Следовательно, истинным виновником преступления, вменяемого вам, является полевой командир Хушаб Наджи, вернее, его персональный джинн, вселившийся в вас?
– Вот только не надо ехидно улыбаться! – Обухов вновь заёрзал на табурете.
– Никто и не улыбается, – возразил Кондаков. – Это у меня нервный тик… Таким образом, сами вы к преступлению никакого отношения не имеете?
– Вот именно! Тот трагический момент просто выпал у меня из памяти. Я не отвечал за себя.
– Аналогичные случаи имели место в прошлом?
– Да. Но они не получили огласки, и сейчас я не намерен ворошить былое.
– Вы не пытались как-то договориться с джинном? Всё-таки соседи…
– Люди, компетентные в этом вопросе, разъяснили мне, что компромисс невозможен. Даже самый могучий и своенравный джинн не смеет противиться воле потомка пророка Сулеймана… Кроме того, магия исмаилитов остаётся тайной за семью печатями.
– Вы ожидаете вылазок джинна и в дальнейшем?
– Ясное дело. Он не успокоится до тех пор, пока не сведёт меня в могилу, предварительно опозорив перед всем белым светом.
– Рад бы вам поверить. – Лицо Кондакова приняло постное выражение. – Но в деле подшита справка, отрицающая саму возможность существования группы «Самум».
– Так оно и должно быть. – Это известие ничуть не смутило Обухова. – Военная разведка открестилась от нас, поскольку деятельность «Самума» шла вразрез с положениями Женевской конвенции. Мы частенько выдавали себя за натовских эмиссаров или пакистанских военнослужащих. Первая заповедь «Самума» была такова: не оставляй после себя свидетелей. Уничтожению подлежали даже домашние животные.
– Какова была численность группы?
– Когда как. Но не свыше десяти-пятнадцати человек. Друг друга мы называли только по именам и кличкам. После возвращения в Союз я не встречал никого из своих бывших сослуживцев.
