— Пошли? — пробурчал Гейлорд, прервав размышления Оливера.
— А что теперь?
— Еще много чего будет. Я, например, пойду сейчас рассортирую эту кучу. Потом будет собрание в главном зале. И еще сегодня вечером мы гуляем — не в честь того, что вас принесло, или еще там чего–нибудь, просто где–то раз в две недели мы всегда немножко развлекаемся. Скромный такой дебош. М–да. Все упьются до поросячьего визга. Уловил мою мысль?
— А что там будет, на собрании?
Гейлорд осклабился, обнажив неровные желто–коричневые зубы.
— А ты приходи — увидишь.
3. СКРОМНЫЙ ТАКОЙ ДЕБОШ
Сумерки сгущались. Вместе с ними на Копру опустился слепой желтый туман, стелившийся по земле длинными тонкими лоскутами, собиравшийся в комья, заползавший в каждую впадину. Он обволакивал дома и запущенные огородишки, коричневым склизким налетом оседал на защитном костюме Оливера.
Туман пришел с мусорных барханов, и Оливер даже через респиратор ощущал его тяжелый едкий смрад, к которому жители Копры давно привыкли. Подобные мелочи их не интересовали.
В домах зажигали свет, в сером сумраке проулков сновали возбужденные люди. Деревня готовилась к вечернему празднеству.
Оливер вошел в зал заседаний, пока еще пустой. Было холодно и уныло. По всему залу в беспорядке стояли потрепанные самодельные стулья, частью сломанные или опрокинутые. Ветхие деревянные стены, сплошь покрытые покоробившимися от сырости заплатами. По полу свистели ледяные сквозняки. От холода не спасал даже термокостюм, и Оливер, дрожа, забился в угол.
В дальнем конце зала находилось грубо сколоченное из прогнивших досок возвышение, нечто вроде сцены, над которым тускло светились две лампочки. В их тоскливом свете зал казался еще дряхлей.
Начали подходить люди. У каждого была с собой бутылка с самогоном, — как правило, уже далеко не полная. Вскоре зал был битком набит грязными, омерзительно пахнущими, пихающими друг друга и хрипло хохочущими в полный голос копранцами.
Крупные мясистые мужчины. Женщины, расплывшиеся от частых родов. Худые костлявые старики с лицами, похожими на обтянутые потрескавшейся кожей черепа, с растянутыми в бессмысленной ухмылке беззубыми ртами. И шныряющие под ногами замурзанные детишки, на которых никто не обращал внимания.
И всем на все было наплевать. Они пришли сюда как следует поразвлечься. Грязь, мусор и вонь — кого они здесь могли волновать?
Когда все собрались, Айзек Гейлорд протолкался через толпу и вспрыгнул на возвышение. Его лицо лоснилось от пота, большущий рот растянулся в ужасной ухмылке, он размахивал плоской пластиковой фляжкой с самогоном, требуя тишины. Понемногу гомон затих, и люди приготовились слушать.
