— Коля, ложись на меня сверху.
Лег он и руками поддерживает сам себя, чтоб, значит, ее не придавить. А она тем временем пролезла к нему в штаны, да и выташила молодца. Даже залюбовалась на него: такой громадный, красный-красный, жилы синие проступили, а головка блестит, как маслом намазанная. Совсем ей невтерпеж стало, глядишь, заждалась.
— Голубчик мой, заложи этот корешок мне между ног.
Он послушался, направил как есть промеж ног. Она его взяла за головку и поставила куда следует. Он тыкал-тыкал потихоньку — не лезет. А она и говорит:
— Нажимай, нажимай сильней, не бойся.
Жених, или уже муж, как нажал с силой, так и всунул до половины туда. Засадил и держит. Видит молодая жена — муж-то не знает, что его надо глубже совать, и говорит ему;
— Ты, мой дорогой, двигай, двигай своим корешком: задвигай и выдвигай, так будет лучше.
Стал он двигать. Двигал-двигал, пока обоих не разобрало — она ему подмахивает, но и он не отстает, двигает все быстрее, во вкус вошел.
Тут только он понял, где у него выдающееся, а у ней вдающееся. С того раза они начали по пять раз за ночь тешиться. Она нахвалиться на своего мужа не может. Матери сказала, что со своим Колей ни за какие деньги не расстанется.
У одно попа было три дочки, да попадья. Жил он в глухой деревне, но приход был не совсем поганый, так что жили они порядочно. Всегда имели работника или работницу, были у них кони и коровы. Только вот беда — работники у попа подолгу не уживались, а все через дочек — очень уж они их гоняли то за тем, то за этим, а чуть что не так, крику не оберешься.
И вот нанялся к ним один малый за дешевую цену — расторопный такой, всякому умел угодить. Звали его Иваном, парнище он был сильный, красивый. Пожил Иван недолго, а барышням успел понравиться. Весь день он им угождал, все просьбы исполнял без отговорок. Барышни его полюбили, привыкли к нему, как к своему, так что частенько и шутили с ним на словах.
Видит Иван, что тут можно и поживиться, и решил пуститься на хитрость. Раз собрались поповны в кухне, лясы точат. А Иван ходит по кухне и все за свой сафон похватывается, все почесывает его. Одна барышня заметила и спрашивает:
— Что это ты, Иван, хватаешься за штаны, все чешешь чего-то?
— Да я чесалку по привычке ищу. Дома-то я часто ее чесал, а тут не обо что.
— А обо что ты ее чесал?
— Так обо что же еще? Возьмешь, заложишь барышне в щелку, которая промеж ног и шмыгаешь. И хорошо делается — прямо за уши не оттащишь.
