Ещё одной темой, которую развивает этот сборник, является «мифопоэтическое мышление». По сути, эта идея становится связующей нитью для всех эссе. Мифопоэтическое мышление сделано главной темой первого эссе, давшего название этому сборнику — «Что такое Руна?» Изначально оно было текстом выступления на собрании Рунической Гильдии осенью 2011 года, на котором присваивалось звание Мастера. В этом эссе Клири рассматривает руны как примеры того, что итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668-1744) называл «образными универсалиями»: конкретные символы, обозначающие целый класс феноменов (в отличие от «интеллектуальных универсалий», которые используют абстрактные понятия). Клири пишет, что наши предки: «буквально видели скот [Феху]» как нечто большее, чем просто скот — как манифестацию фундаментального принципа или силы работающей во Вселенной. Каждая руна связывалась с некой характеристикой «жизненного мира» (термин позаимствован Клири из феноменологии Гуссерля) наших предков и понималась как «означающая» или выражающая нечто более общее или фундаментальное.
Проблема заключается в том, что этот жизненный мир нами потерян — и рунические мастера древности не оставили нам чёткого описания значения рун. Признание этого автором демонстрирует переоценку используемого им в эссе «Философские заметки о рунах» подхода, который во многом опирался на блестящую, но спекулятивную интерпретацию Эдреда Торссона. Завершение этого эссе носит мрачный характер. Если, учитывая утрату жизненного мира наших предков, руны больше не сообщают нам ничего напрямую, если они нуждаются в «философской» интерпретации, которая во многом является поиском наощупь в темноте, тогда, видимо, мы никогда не сможем по-настоящему восстановить их значение.
Проблема возвращения значения рун не решается на этих страницах. Это приводит Клири назад к проблеме, с которой он имел дело с самого начала: можем ли мы — каким-то образом — вновь обрести ментальность наших предков; начать видеть мир как они. Если бы это было возможно, тогда, может быть, руны — и мифы, и боги — смогли бы вновь говорить с нами. Но как мы можем вновь погрузиться в их жизненный мир — или, возможно, жить и мыслить так, будто этот жизненный мир был наш? В настоящей книге, Клири делает значительный прогресс во взаимодействии с этой фундаментальной проблемой. Он начинает с признания факта, что если мы хотим вернуться в мир наших предков, мы не можем предполагать, что нам известно значение слова «мир».
