Один среди волн. Робинзонада: прошлое и настоящее | страница 2

А для этого пишите нам письма с предложениями интересующих вас тем будущих выпусков и пожеланиями по содержанию и форме издания.

В.И.Войтов

Каравеллы и клипера стали уже историей, но парус, конечно же, не исчез с безбрежных просторов морей и океанов. Сегодня престиж искусства владения парусами поддерживают яхтсмены. Армады белокрылых судов бороздят моря и океаны своими маршрутами, как стежками сшивая разные континенты. Белый парус стал обычен не только для солнечных тропических широт, он появляется даже за Северным полярным кругом и в суровых антарктических водах. Сегодня яхтсмены наряду с автомобильными гонщиками становятся героями литературных произведений, в частности остросюжетных детективов. Но из многочисленной интернациональной когорты моряков-парусников особое место, конечно, занимают те, кто, не боясь жестокой борьбы со стихией и изнуряющим одиночеством, идет трансокеанскими маршрутами, полагаясь только на свои силы. Миллионы людей, не переставая удивляться дерзости человека, бросившего вызов стихии, с напряженным вниманием следят за сообщениями в прессе об их необыкновенных рейсах.

Когда знаменитого парусного капитана Френсиса Чичестера, обошедшего на яхте «Джипси Мот» в одиночку вокруг света, спросили, что от него потребовало наибольшей выдержки и максимальной затраты душевных сил, тот однозначно ответил: «Одиночество».

Даниель Дефо в своем талантливом романе пишет, как трудно дались Робинзону первые месяцы отшельничества. «И конечно, дело было не в лишениях или голоде. Его снедала тревога неизвестности. Целые недели кряду он проводил в том, что бродил по острову, напряженно всматривался и прислушивался к любому шороху, плакал, разговаривал сам с собой».

Нечто подобное происходит и с одиночным мореплавателем. Вот отрывки из книги знаменитого моряка Джошуа Слокама, впервые совершившего одиночное кругосветное плавание. Его книга так и называлась «Вокруг света в одиночку».

«…К вечеру туман рассеялся, и я увидел солнце в тот момент, когда оно коснулось горизонта. Я посмотрел на восток и на самом конце бушприта увидел полную луну, с улыбкой поднимающуюся из моря. Сам Нептун, появись он на носу моего шлюпа, не смог бы поразить меня в большей степени. – Добрый вечер, сэр! – воскликнул я. – Рад вас видеть! – С тех пор я не раз беседовал с человеком на поверхности луны, поверял ему свои мысли…»

Слокам писал, что от одиночества он страдал, чувствуя себя букашкой на соломинке среди безбрежного океана. «Чувство одиночества исчезало, когда начинало штормить и было много работы, но, едва погода улучшалась, оно вновь возвращалось, и я не мог от него избавиться. Меня предупреждали, что наедине с самим собой я могу разучиться говорить, поэтому я все время разговаривал. По морскому обычаю ровно в полдень я провозглашал: «Восемь склянок!» Или, обращаясь к воображаемому рулевому, я кричал из каюты: «Как на румбе?» или «Какой держим курс?» Однако, не получив ответа, еще болезненнее ощущал свое одиночество…» Однако «острая тоска, которая охватила меня вначале, теперь рассеялась. Во мне произошла какая-то удивительная перемена. Полоса тумана кончилась. Видно, Нептун, вначале гневавшийся, увидел мою почтительность, смилостивился и позволил продолжать путь».