— Не стесняйся, Шарлотта, — напоминание прозвучало строго.
Вот не тем он занимается со своим мобилестроением. Не тем. Надо было в учителя идти, такой талант пропадает.
— О наказаниях. О твоих ласках. О том, что произойдет, если я что-то не так скажу или не так сделаю, или ошибусь в магическом заклинании, или неправильно перескажу параграф, или…
— Достаточно, Шарлотта. Я понял.
Он посмотрел на меня с улыбкой.
— Ты хочешь разделить учебу и подчинение. Совсем.
— Да. Пожалуйста. Если можно.
Если какое-то время назад слова отказывались подбираться, то теперь хлынули сплошным потоком. Я бы сказала, рвались наперегонки и мысли следом за ними, как взбесившиеся кони. Что-то похожее уже было в театре, еще до пузырьков. Или уже после?
Эрик снова взглянул на меня.
— Сними перчатку.
— Зачем?
— Снова пререкаешься?
Глубоко вздохнула и стянула перчатку, и он сделал то же самое. Накрыл мою ладонь свободной рукой, переплетая наши пальцы. Это тепло ударило в сердце так проникновенно, что на глаза навернулись слезы. Мне почему-то представился мальчик, доверчиво идущий к отцу, который…
— Обещаю, что не сделаю ничего против твоей воли. Слышишь?
— Слышу, — сказала я, с трудом сдерживая всхлип.
— Отлично. Тогда прекращай волноваться.
— С чего ты взял, что я…
— У тебя такие же глаза, как были в театральном гардеробе. Правда тогда ты волновалась о другом.
Лучше тебе не знать, о чем я тогда волновалась. Ой, лучше не знать.
— Вот. Так уже лучше, — Эрик легко сжал мои пальцы и отпустил. — Никаких наказаний во время учебы.
Я вздохнула и улыбнулась. Точнее, попыталась.
Напряжение начинало отпускать, ком в горле тоже.
Его тепло втекало в меня сквозь переплетенные пальцы, растворяя все страхи и все сомнения. Растворилась даже горькая темная злость, злость на этого страшного человека, оставшегося в его прошлом. Даже когда Эрик отпустил мою руку, чтобы повернуть на мост, злость не вернулась.
И к счастью.
Пусть остается в прошлом, как и его отец.
А в настоящем… в настоящем я сделаю все, чтобы помочь ему об этом забыть.
