Усилием воли вытолкнул себя за дверь, направляясь к дальней лестнице. Перила крошились под текущей с пальцев магии искажений, позолота осыпалась во тьму, как искры золотой мглы, раскалявшей его изнутри.
Образ Шарлотты неожиданно возник перед глазами: припухшие от его поцелуев губы, широко раскрытые глаза, высоко вздымающаяся грудь. Мысленно он снова был с ней, впиваясь зубами в нежную кожу и оставляя на ней ожоги укусов. Крики, да-а-а… ее крики были бы самой сладкой музыкой. А после он с удовольствием посмотрел бы в ее глаза, чтобы спросить:
— Я нравлюсь тебе таким?
Настоящим, Шарлотт-а-а-а… Ты же хотела увидеть меня без маски.
Сквозь окутывающее разум безумие прорывалась одна мысль.
Нельзя.
Нельзя думать о Шарлотте.
Только не о ней и не о той нежности, с которой все началось.
Лестница натужно заскрипела, когда с ладоней сорвалась магия и ударила в ступеньки. Хруст и шипение, он перешагнул через проломленные оплавленные доски, представляя водопад.
Потоки ледяной воды, обрушивающиеся с высоты с немыслимой силой.
Спокойствие. Концентрация. Никаких чувств.
Глубокий вздох — и воздух снаружи показался раскаленным. Он знал, что это действие золотой мглы. Знал, поэтому выдох сорвался с губ облаком солнечных мерцающих искр.
Шаг, еще шаг. И еще.
Коридор показался бесконечным, а новый поворот привел к мастерской. Толкнув двери, ввалился внутрь, зажигая магические светильники. Они растеклись по кругу, и тогда Эрик тяжело оперся ладонями о стену, выравнивая дыхание. Приступ миновал, но в памяти отчетливо звучали собственные мысли.
Шарлотта.
Обнаженная.
Растянутая на веревках, оплетающих ее тело. Кричащая под ним от черной животной страсти… или от страха.
От боли.
Золото перед глазами еще сменяло тьму, но безумие уже отступало. Отступало, унося за собой обломки разбившихся о берег реальности надежд. С какой стати он решил, что ему позволено испытывать нежность? Джинхэй предупреждал, что любое сильное чувство приведет к такому. Любая эмоция разрушит хрупкую плотину контроля и приведет к непредсказуемым последствиям.
Нельзя позволить этому случиться.
Особенно теперь, когда рядом с ним она.
В такие минуты он предпочитал находиться не здесь, в сыром ледяном подполе, возвращающем трезвость ума. Там, где можно разрушать, не причиняя вреда никому, кроме себя.
Сегодня обошлось, но что будет завтра?
Что случится завтра, если он еще раз позволит себе окунуться в такую светлую, отчаянную, яркую нежность этой девочки?
