Другое фото запечатлело двух мальчишек. Старшим был Керри. Я узнала его по пшеничной шевелюре и серо-голубым глазам, таким же, как у матери. На вид ему было лет четырнадцать или пятнадцать – года на два или три меньше, чем в то лето, когда мы встретились. Младший выглядел лет на пять. Волосы у него были темнее, но глаза точь-в-точь такие же, как у матери и Керри.
– Мой младший брат.
Голос Керри прервал мои мысли. Он стоял, опершись о дверной косяк и засунув руки в карманы.
– Не знала, что у тебя есть младший брат, – заметила я. – Ты о нем никогда не говорил.
– Мы с ним почти не видимся. Он живет со своей матерью.
Я нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.
– Со своей матерью?
– С моей матерью, – объяснил Керри. – Она снова вышла замуж. Единственный «плюс» во всей этой истории – это Ронан.
– Значит, это твоя мама. – Я кивнула на вторую фотографию. Керри не ответил. Я старалась говорить как можно мягче. – И твой папа. – Это было утверждение, а не вопрос. – У тебя мамины глаза.
– Думаешь, это комплимент?
В его голосе слышался холодок.
– Мне очень нравятся твои глаза. – Я встала и, обвив руками его шею, поцеловала в щеку. – Может, когда-нибудь вы с ней все-таки помиритесь? Мне бы хотелось познакомиться с твоим братом.
Керри убрал мои руки с шеи.
– После того, что случилось? Пути обратно нет. Никакая мать не станет так обращаться со своим ребенком, как она обращалась со мной.
– Как?
– Плохо.
Он развернулся и направился в гостиную.
– Время лечит, – крикнула я ему вдогонку. – Когда люди разгневаны, они говорят ужасные вещи. Но она все равно твоя мать и любит тебя.
Керри резко развернулся и двинулся ко мне. Он судорожно пытался сглотнуть комок в горле. На секунду мне показалось, что он на меня набросится. Я шагнула назад. Но он быстро обошел вокруг меня, опустился на колени и вытащил из-под кровати коробку для обуви. Перевернув коробку, Керри вывалил ее содержимое на кровать. Когда он заговорил, в его голосе была слышна боль.
– Она понимает, что натворила. Вот почему пишет мне все эти письма. – Он взял один из конвертов. – Может, теперь ей и жаль, но мне на это наплевать.
Он швырнул письмо обратно.
Я села на кровать и провела рукой по белым конвертам. Все они были запечатаны.
– Ты не думаешь, что она все-таки имеет право попросить прощения? Попытаться объясниться?
– Господи, Эрин, ты такая лицемерка! У тебя самой не самые лучшие отношения с отцом, разве нет?
Ответ был резкий, хотя и справедливый.
