Поэтому регент, чувствовавший, как его энергия убывает день ото дня, знал, что на бдительность Дюбуа можно рассчитывать. Пока регент спал, ужинал или ухаживал за дамами, Дюбуа бодрствовал: он, которого, казалось, и ноги–то не держали, был неутомим. Он одновременно присутствовал в Пале–Рояле, Сен–Клу, Люксембургском дворце и в Опере, он был повсюду, где был регент, следуя за ним как тень, и его кунья мордочка мелькала то в коридоре, то в дверях гостиной, то у занавесок ложи. Казалось, Дюбуа обладал даром быть вездесущим.
Вернувшись из путешествия в Рамбуйе, где, как мы видели, он так настойчиво пекся о безопасности регента, он приказал позвать к себе метра Тапена, который, переодетый доезжачим, верхом на прекрасной английской лошади, в темноте, никем не узнанный, смешался со свитой регента и приехал вместе с ним в Париж. Дюбуа беседовал с ним час, дал ему инструкции на следующий день, поспал четыре–пять часов, рано поднялся и в семь часов, в восторге от тех преимуществ, которые он приобрел по сравнению с регентом в результате своей поездки и из которых он надеялся извлечь пользу, уже стоял у задних дверей спальни. Эти двери камердинер его королевского высочества всегда открывал перед ним по первому требованию, даже если герцог Орлеанский был не один.
Регент еще спал.
Дюбуа подошел к постели и некоторое время смотрел на него с улыбкой, в которой было что–то обезьянье и демоническое одновременно.
Наконец он решился разбудить его.
— О–ля, монсеньер, просыпайтесь же! — закричал он. Герцог Орлеанский открыл глаза и увидел Дюбуа; надеясь отделаться от него грубостями, к которым его министр так привык, что они на него не действовали, он произнес:
— А, это ты, аббат? Убирайся к черту! — отозвался он и повернулся лицом к стене.
— Ваше высочество, я как раз от него, но ему было недосуг меня принять, и он меня отослал к вам.
— Оставь меня в покое, я устал.
— Еще бы, ночь была бурная, не так ли?
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил герцог, повернув голову к Дюбуа.
— Я хочу сказать, что для человека, который назначает свидания на семь часов утра, вы ночью занимались тяжелой работой.
— Я назначил тебе свидание на семь утра, аббат?
— Да, монсеньер, вчера утром перед отъездом в Сен–Жермен.
— Верно, черт возьми! — сказал регент.
— Монсеньер еще не знал, что ночь для него будет столь утомительной.
— Утомительной? Я встал из–за стола в семь часов.
— Да, но потом?
— Ну и что потом?
— Вы хоть довольны, монсеньер, и стоила ли эта юная особа вашей поездки?
