— Ты что, с ума сошел? Дюбуа, я приказываю тебе остаться тут! Мне любопытно, чем все это кончится.
— Повинуюсь, монсеньер, — сказал Дюбуа, — но хочу вам сделать одно заявление.
— Какое?
— Я больше не верю в женскую добродетель!
— Дюбуа, — сказал регент, заваливаясь на диван вместе со своим министром, — ты просто восхитителен, честное слово, дай мне посмеяться, а то лопну!
— Ей–ей, посмеемся, монсеньер, — сказал Дюбуа, — только тихонько. Вы правы, надо посмотреть, как это все кончится.
И оба они, посмеявшись так, чтобы их никто не услышал, снова заняли оставленный ими на минуту наблюдательный пост.
Бедная Мышка зевала, рискуя вывихнуть себе челюсть.
— Знаете, монсеньер, а господин Луи–то совсем не пьян!
— А может быть, он и не пил?
— А вон те бутылки, думаете, опустели сами собой?
— Ты прав, и тем не менее, он очень серьезен, наш кавалер!
— Терпение, глядите–ка, он оживился, послушаем, не собирается ли он что–то сказать.
И в самом деле, юный герцог, поднявшись с кресла, отстранил бутылку, которую ему протягивала Мышка.
— Я хотел увидеть, — изрек он нравоучительным тоном, — что есть оргия, я это увидел и заявляю, что мне этого для первого раза достаточно. Недаром один мудрец сказал: Ebrietas опте vitium deliquit note [1].
— Что это он там несет? — спросил герцог.
— Плохо дело, — сказал Дюбуа.
— Как, сударь, — воскликнула соседка юного герцога, обнажая в улыбке жемчужные зубки, — как, вам не нравится ужин?
— Мне не нравится ни есть, ни пить, — ответил господин Луи, — когда я не испытываю ни голода, ни жажды.
— Вот глупец! — прошептал герцог и повернулся к Дюбуа. Дюбуа кусал себе губы.
Сотрапезник господина Луи рассмеялся и сказал ему:
— Надеюсь, это не касается общества наших очаровательных дам?
— Что вы хотите этим сказать, сударь?
— Ага, он сердится, — сказал регент, — прекрасно!
— Прекрасно! — подхватил Дюбуа.
— Я хочу этим сказать, сударь, — ответил шевалье, — что вы не уйдете просто так и не оскорбите тем самым наших дам, проявив столь мало желания воспользоваться их присутствием.
— Уже поздно, сударь, — ответил Луи Орлеанский.
— Ба! — сказал шевалье, — еще нет и полуночи.
— И кроме того, — добавил герцог, стараясь оправдаться, — и кроме того, я помолвлен.
Дамы расхохотались.
— Ну и скотина! — произнес Дюбуа.
— Дюбуа! — произнес регент.
— Ах да, я забыл, простите, монсеньер.
— Мой дорогой, — сказал шевалье, — вы до ужаса провинциальны.
— Это еще что? — спросил герцог. — Какого черта этот молодой человек так разговаривает с принцем крови?
