Дизраэли ставил на имперскую карту не в последнюю очередь потому, что тем временем на европейском континенте императорский титул перешел от Парижа к Берлину: после поражения французов от Пруссии—Германии в сентябре 1870 г. Франция вернулась к республиканской форме правления, а объединившиеся под руководством Пруссии германские государства во главе со своими князьями и королями, напротив, в начале 1871 г. перешли под верховное владычество кайзера. В то время как европейские континентальные империи — Франция при обоих Наполеонах и затем, после отставки Бисмарка и начала эры вильгельминизма, порой, и Германская империя32—пытались повысить свой престиж за
счет ассоциаций с Римской империей, Дизраэли хотел подчеркнуть внеевропейскую мощь Великобритании, ее мировое господство. По сравнению с ней Германская империя, которая к тому моменту колониями еще не обладала, выглядела довольно скромно. Начавшаяся вскоре после этого в Германии лихорадочная погоня за колониями явно имела признаки стремления к престижу, ведь рейху собирались добыть «место под солнцем»[30].
Претензия на имперскость, таким образом, имела не только внутриполитическую функцию, при которой она пыталась смягчить экономические конфликты при распределении материальных благ за счет причастности каждого гражданина империи к национальной славе. Во внешнеполитическом отношении она также выполняла задачу демонстрации престижа, а значит, и власти, и влияния33. И в связи с этим стремление к престижу есть политически функциональный процесс, который не может быть сведен к краткосрочной перспективе анализа его стоимости и выгод. В самом широком смысле это соревнование в престиже может быть воспринято как установление международной иерархии, проходившее без «такого средства решения, как война» (Клаузевиц), — по крайней мере, без войны между прямыми конкурентами за статус великой державы. Это не означает, что такие столкновения проходили в принципе мирно. Войны, которыми они сопровождались, шли, однако, в основном на периферии контролируемых претендентами пространств, и имперские конкуренты, как правило, следили за тем, чтобы не перейти дорогу другому34. Престиж они получали за счет военных побед над уступавшим им как политически, так и экономически противником. Только когда подобная гонка за власть и репутацию оказывалась несостоятельна, имперские периферийные войны, ведшиеся обычно как асимметричные конфликты, перерастали в империалистическую войну, где конкуренты за позицию гегемона уже бились непосредственно друг против друга.
