. Здесь, по крайней мере первоначально, происходит «пресуществление», как в католической мессе. Святой Кирилл Александрийский
[484] сообщает, что в особых гладиаторских боях, регулярно устраивающихся с ритуальными целями, очистительная кровь из ран стекала на некоего Кроноса (тц Kpôvoç), скрытого под землей. Этот тц Kpôvoç — Сатурн сатурналий, которого по другому обряду обрекали на смерть
[485]. Имя, дававшееся представителю бога, было должно отождествить с богом. Именно поэтому великий жрец Аттиса, игравший также роль жертвы, носил имя своего бога и мифического предшественника
[486]. Хорошо известны случаи отождествления жертвы и бога в мексиканской религии. На празднике в честь Уицилопочтли
[487] статую бога вылепляли из массы, сделанной из сахарной свеклы, смешанной с человеческой кровью, делили на части и съедали. Несомненно, как мы отмечали, в любой жертве есть нечто божественное. Но здесь жертва — сам бог, и именно такое отождествление составляет сущность жертвоприношения бога.
Однако мы знаем, что жертвоприношение периодически повторяется, потому что такой периодичности требует ритм жизни природы. Таким образом, миф выводит бога из испытания живым только затем, чтобы подвергнуть его этому испытанию заново, и таким образом его жизнь становится непрерывной цепью страданий и воскрешений. Астарта воскрешает Адониса, Иштар — Таммуза, Исида — Осириса, Кибела — Аттиса, а Иолай — Геракла[488]. Убитого Диониса во второй раз зачинает
Семела[489]. Вот мы уже и удалились от апофеоза обожествления, о котором говорили в начале главы. Бог покидает жертву, только чтобы вернуться в нее, и наоборот. В существовании его личности больше нет перерывов. Если его разрывают на куски, как Осириса или Пелопса, их находят, соединяют и вдыхают в них жизнь. Таким образом, изначальная цель жертвоприношения отодвигается на второй план: это уже не земледельческое и не скотоводческое жертвоприношение. Бог, выступающий здесь в качестве жертвы, существует сам по себе, обладая множеством качеств и возможностей. Следовательно, жертвоприношение предстает повторением и поминовением первоначального жертвоприношения бога[490]. К легенде, рассказывающей о нем, обычно добавляется какое-то обстоятельство, обеспечивающее непрерывность его существования. Так, когда бог умирает более или менее естественной смертью, оракул предписывает искупительное жертвоприношение, воспроизводящее смерть бога[491][492]
