— Ой, лучше Сашу не колыхать. Разве нет других путей для разгадки?
— Ожерелье… — начал Иван Павлович, вдруг приложил палец к губам, оглядевшись (Анна замерла), продолжил еле слышным шепотом: — Какие-то шорохи, а?
— Все время его чувствую, — зашептала она жарко в ответ.
— Убийцу?
— Ага. То будто в окно заглянул, то заросли шевелятся. Вот сейчас с вами разговариваю — а он рядом. Ведь это нереально — какой дурак возвращается на место преступления?
— Он — такой дурак. Сколько раз повторять: уезжай отсюда.
— Хотите меня спровадить?
— Напрасно я восхищался твоей логикой. Женской и глупой.
— А вы сами знаете кто?..
Математик повелительно поднял руку: их шептанье грозило вот-вот прорваться в крик.
— Ожерелье у тебя?
— Конечно.
— Сегодня ночью положим на Библию.
— А Саша?
— Для его же пользы.
— А если жемчуг украдут?
— В этом суть — я пронаблюдаю. Или тебе жалко?
— Жалко. Но надо.
Наступившая продолжительная пауза освободила обоих от раздражения.
— А кто такой Ромочка?
— Вот тоже загадка. На дне рождения присутствовала семья — муж, жена и ребенок, — которую никто из свидетелей не помнит.
— Надо же!
— Знаешь, когда женщина категорически заявляет, что у нее уникальная память, я всегда испытываю сомнение.
— А мне казалось, вы даже слишком любите женщин.
— Что значит слишком? Впрочем, пустяки, сейчас не об этом. Признаю, самоуверенность в равной степени свойственна и сильному полу. Так вот, я был в сомнении, но и Кривошеин, и — я от них позвонил — журналист с учителем вспомнили, как над садом звенел Сашин голосок: «Ромочка!»
— Но почему вы сомневались в этом ребенке?
Иван Павлович залпом выпил кружку молока и закурил.
— Любопытная версия сорвалась.
— Какая версия?
— Мне пришло в голову: уж не ты ли тогда играла с Сашей в прятки.
— Я? — Анна была поражена, что называется, до глубины души: и в глубине этой, темной, бессознательной, зажегся новый страх, поистине мистический. — Я не бывала в Вечере! Я в первый раз…
— Ну-ну, не волнуйся. Тебя ведь никогда не звали Ромочкой?
— Никогда! С какой стати?
— Стало быть, эта проблема отпала сама по себе.
— Вы думаете, я что-то скрываю? — Она рассмеялась нервно; он пристально смотрел на нее.
— Что мог запомнить пятилетний ребенок?.. Да не сходи с ума — отпала проблема. Хотя за всеми этими смертельными перипетиями ты, кажется, упустила из виду, что тебя заманили сюда и пытались убить.
Она взглянула исподлобья — черный жгучий взгляд и такое нежное в закатных лучах лицо, как из червонного золота.
